Память крови. Александр де Дананн

в хорошо закрытый стеклянный сосуд.

      4. Верните ваши семена, впитавшие росу, в их сосуд до восхода солнца, поскольку оно может испарить влагу. Поместите этот сосуд в прежнее место с умеренным теплом.

      5. Собрав нужное количество росы, профильтруйте её, затем дистиллируйте, чтобы ничего нечистого в ней не осталось. Из появившегося после данной операции осадка можно извлечь очень любопытную по своим свойствам и приятную на вид соль.

      6. Вылейте росу, дистиллированную и пропитанную этой солью, на семена, а потом поместите в стеклянный сосуд с размолотым стеклом и бурой. В таком состоянии сосуд на месяц помещается в лошадиный навоз.

      7. Извлекши сосуд, вы увидите на дне, что семена станут похожими на студень; дух обратится в плёнку различных расцветок, каковая покроет всё вещество. Меж плёнкой и илистой субстанцией на дне можно будет узреть своеобразную зеленоватую росу, которая являет собой свидетельство оплодотворения.

      8. Подвергните тщательно закрытый сосуд воздействию солнечного света днём и лунного – ночью. В дождливое время следует хранить его в прохладном месте, пока погода вновь не станет хорошей. Бывает, что делание продолжается два месяца, но иной раз для него необходим год. Признаки успеха появляются, когда илистая субстанция зримо вздувается и поднимается, дух или плёнка исчезает с каждым днём, а всё вещество уплотняется.

      9. В итоге данное вещество целиком должно превратиться в голубой порошок.[172] При незначительном подогревании сосуда из оного порошка возвысятся стебель, ветви и листья растения. Так получается растительный феникс.[173]

      Палингенез растений был бы только развлечением, если бы эта операция не предвосхищала его более значительные и наиполезнейшие применения. Своим искусством химия способна оживлять другие тела; она разрушает их огнём и в итоге приводит к своей первоформе. Трансмутация металлов, философский камень – это продолжение металлического палингенеза. Животные подвергаются тем же процедурам, что и растения – вследствие данных мною обязательств я не могу выражаться яснее. Но что же я говорю? Ужель неведомы все сии подробности тем, кто встал на путь ученичества? Наиболее удивительным уровнем палингенеза является искусство применения оного к останкам животных. Что за радость наслаждаться увековечиванием тени друга, если его больше нет? Артемизия проглотила прах Мавзола, не ведая, к сожалению, о тайне обмана собственной боли. В своей книге Невероятные диковины Гаффарель рассказывает о поразительных операциях, совершённых при помощи сего палингенеза животных…[174]

      …Нужно поразмыслить над данной тайной, дабы раскрыть те секреты, кои могут быть действительно полезны. При рассуждениях и размышлениях над указанным доводом обнаруживаются способы общения с существами, находящимися значительно выше человека. Сие изыскание трудно, но не является от этого менее удовлетворительным… Те же вещи в менее аллегоричной

172

В связи с этим напомним случай, о котором рассказывал Джанджузеппе Орилья, кузен принца Раймондо ди Сангро ди Сансеверо. Сие происшествие имело место в 1753 году в лаборатории принца, расположенной в подвальных помещениях его дворца. В ходе химической операции (вполне вероятно, что под таковой имелось в виду прокаливание человеческих костей) из рук одного из ассистентов выпал сосуд, наполненный «основными солями», которые были нагреты печным теплом и внезапно взметнулись вверх, приняв форму обнажённого бородатого человека, каковой, при всеобщем изумлении, вырос до потолка и тотчас же распался на части, обрушившись наземь в виде бледно-голубого порошка (Giangiuseppe Origlia, Istoria dello studio di Napoli II, 1754, pp. 380-382). Следовательно, неаполитанский принц Раймондо ди Сангро ди Сансеверо предавался изысканиям и опытам, связанным с палингенезом, и, кстати, истоки одного из его произведений, Сочинение о древнем светильнике (Dissertation sur une lampe antique), написанного в 1754 году в Неаполе и два года спустя опубликованного на французском языке, вероятно, кроются в исследованиях палингенезов, осуществлённых принцем между 1752 и 1765 годами. Быть может, небезынтересно будет отметить, что в ходе некоторых шаманских экстазов в теле шамана выделяется очень сильное тепло, которое полностью заполняет его, а затем над головой оного появляется синеватый пар или дым, считающийся пророчествующим духом самого шамана (см. J. Balázs, «Über die Ekstase des ungarischen Schamanen» в V. Diószegi (ed.), Glaubenswelt und Folklore der sibirischen Völker, Budapest, 1963, pp. 57-83). Этот палингенез, или «искусство действительного либо мнимого восстановления тела из его праха… обещало и, согласно некоторым авторам, утверждало, что способно восстанавливать органическое или растительное тело, располагая лишь его прахом, а лучше, так называемыми основными солями, о которых говорит Борель. Палингенез мог быть естественным – то есть, воспроизводящим такие существовавшие в природе явления, как лиофилизация и возвращение к жизни мелких речных крабов – или искусственным, то есть, вызванным лабораторными методами у таких разных объектов, как растения, животные и, теоретически, человеческие существа. С другой, и, конечно же, самой интересной, точки зрения, эту операцию можно осуществить мнимо, что означает стремление только к временному появлению кальцинированных тел, или реально, достигая почти полного восстановления тела, наподобие своеобразного воскрешения…» (вступление к книге Raimondo di Sangro di Sansevero, Il lume eterno, Foggia, 1987, pp. 7-8).

173

Пьер Борель также производил опыты подобного рода, им описанные: «Когда Д. де Линга (D. de Linga), итальянский философ-химик, невдалеке от города Мас д’Азиль, в графстве Фуа, собирал росу, для которой разложил большую подстилку, внезапно появившись, сгустился лёд, так что он едва мог унести, и роса оказалась непригодной, сосуд был разорван льдом, и, взглянув на лёд, он увидел внутри него дерево с листьями, плодами, ветвями и корнями, обликом схожее с ореховым деревом… То, что доказывает, как бессмертные души растений, таящиеся в солях, могут вновь восстать и во льду скрыто обнаруживают свои облики (formas), точно так же проявляется и безо льда, в солях солнца, в воде растворенных, и при замерзании щёлока, – то есть на его поверхности, но предпочтительнее – в глубоком сосуде, где все растение может явиться» (Pierre Borel, op. cit., Centuria III, Observatio LXXI, «Figurae Plantae in Rore Frigore Congelato» [ «Образы растений в росе, замерзшей под действием холода»], pp. 252 – 253).

Далее следует уточнение: «Так растения вновь рождаются из животных экскрементов, из которых они вырастают; таким образом, очевидно, что бессмертны души даже самых малых вещей и никакое, самое удаленное место в мире не лишено душ, как сказано Ямвлихом в книге об учении халдеев и ассирийцев. Когда же тела, или темницы душ, повреждены, души уносятся воздухом и так блуждают, пока не найдут себе какое-то новое тело и сами не родятся, благодаря магнетическому притяжению необходимой им сущности, в этом теле, для них предназначенном и архитектонически выстроенном сообразно их познаниям» (Pierre Borel, op. cit., Centuria IV, Observatio XXXIV, «Cancrorum Fluviatilium Resurrectio seu Regeneratio», pp. 303 – 304).

«В другом месте я показал, что семена вещей сокрыты в солях, и подтвердил это тем, что растения, чьи души присутствуют в солях, рождаются вновь, как и из животных экскрементов, богатых солями; я показал это и на примере льда растительного щёлока, и многими другими примерами, когда во льду наблюдается образ сожженного растения, либо же в жидкости возникает тенеобразный его образ, каковой некогда увидел Кверцетанус… При этом вся душа присутствует в любой, какой угодно, части; это явствует из того, что, работая с кусочками плодов, листьев, или корней, мы видим во льду, либо в их тенеобразном контуре призрачное целое растение, и таким образом разрешатся споры ученых о некоторых растениях, ведь они могли бы какой угодно ботанический сад, в фиалах заключенный, наблюдать в своей комнате, с необходимыми надписями, так что любое растение, по желанию, безо всякого выращивания, могло бы, к их удовольствию, предстать во всех своих красках…» (Pierre Borel, op. cit., Centuria IV, Observatio LXII, «De Admiranda Rerum Resurrectione», pp. 323 – 324).

174

«Я удостоверяю, что растения, разъединённые на части, измельчённые в ступке и превращённые в пепел, тем не менее, могут сохранять (благодаря тайной и поразительной силе природы) одновременно и в своём соке, и в своём прахе те же облик и форму, каковыми они обладали изначально; и даже не являясь видимыми, они, несомненно, могут быть извлечены и предстать перед взором мастера» (Gafferel, Curiosités inouïes). Питер Дэвидсон приводит этот отрывок в занимательной брошюре под названием Омела и её философия и, более того, даёт совет читать тексты о палингенезе иных авторов, таких как Кирхер, Дигби, Вальмон и др.; затем он уточняет, что «в древности, и даже в средневековье, под общим термином философия подразумевались все человеческие науки, поэтому алхимики, астрологи, герметики и оккультисты(!!!) назывались философами. Посмотрим, как египетский посвящённый, сведущий во всех операциях, совершает трансмутацию тел. Вода, подогретая в открытом сосуде, преобразуется, в соответствии с прогнозами святого мастера, в воздух (пар) и беловатую землю (к концу работы) или порошкообразное вещество. Посвящённый нагревал под открытым небом (кальцинация) свинец, либо любой другой металл (за исключением золота и серебра); сей металл терял свои изначальные свойства и трансформировался в пепел или своеобразную порошковидную землистую субстанцию, в средние века её называли métal-mort [Букв. «мёртвый металл» (фр.). – Прим. пер.], и если посвящённый снова подогревал данный métal-mort в тигле, с несколькими хлебными зёрнами, мукой, семенами Mirabilis Galapa и кое-чем ещё, то вскоре происходило наглядное возрождение металла из его останков, и он вновь обретал свою форму и первоначальные свойства. По достижении данного результата посвящённый, разумеется, заключал, что разрушенный огнём металл по видимости возвращался к жизни (redivivus) благодаря семенам и действию тепла, и символом оного возрождения был Феникс, воскресающий из собственного пепла. Это одна из причин, хотя и не основная, почему древнеегипетский символизм, а затем еврейский изобразительный культ обозначали хлебным зерном распространение жизни по ту сторону, Воскрешение, вечную жизнь…» (Peter Davidson, Le gui et sa philosophie, Paris, 1896, pp. 56-58). Следовательно, можно констатировать, что Питер Дэвидсон, «великий магистр внешнего круга» Герметического Братства Луксора, тоже проявлял интерес к палингенезу, по всей видимости, в его минеральной форме, относительно которого у него, надо сказать, были специфические идеи.