Кулак Бога войны. Александр Валерьевич Волков

на Антона, и, увидев полные ярости глаза брата, мальчик испугался, онемев.

      – Теперь ты, личинка, сдохнешь!

      Леонид с криком выпрыгнул из пыльной завесы, нанеся пять ударов руками и ногами. Евгений ловко уклонялся, кулаки и ноги свистели перед его лицом, около ушей, над головой. С криком Леонид бросил Евгению мощный удар кулака в лицо. С грохотом костяшки кулака Леонида врезались в ладонь, выставленную Евгением для защиты. С оглушительным хлопком от конечной точки удара разнесло ударную волну, пол под Леонидом и Евгением попросту треснул, стекла вышибло из окон, стены задрожали, волосы Антона колыхнуло потоком спрессованного воздуха.

      – Слабак ты, папаша, – улыбнулся Евгений, закрыв глаза, и засунув свободную руку в карман. – Я говорил тебе о том, что достиг успехов в генной инженерии, но не сказал, что главный ее успех – я. Ты теперь мне не ровня. Надо заканчивать. Ты меня утомил.

      Евгений нанес Леониду умелый, резкий, и короткий удар кулаком между грудных мышц, оставив там неглубокую вмятину. Внешне удар казался не сильным, но был он, на самом деле, необычным. Леонид застыл, с расширенными от удивления глазами, постоял секунд десять, а затем крякнул, и рухнул на колени. Дыхание его стало хриплым, медленным, предсмертным.

      – Антон…. – прохрипел Леонид, едва удерживаясь в вертикальном положении: его тянуло к полу. – П-пожалуйста…. Не т-трогай его. Не трогай…. Антона….

      В отражении глаз Антона, полных слез и ужаса, виднелся падающий на пол силуэт Леонида. Антон с жалобным криком «Папа!» бросился к отцу, упал перед ним на колени и пытался растолкать. Но тяжелое тело отца было бездыханным: он бессмысленным взглядом смотрел в стену, медленно бледнея из-за прекращения кровотока.

      – Папа! – слезно кричал Антон, дергая отца за плечо, надеясь, что сумеет жалобными криками зацепить ускользавшую из него жизнь. – Папа! Вставай! Ты не мог проиграть! Нам! – слезы обильно текли по щекам мальчика, его душило ими, к горлу подступил ком, в груди горько-горько щемило, болело маленькое сердечко. – Пап! – разревевшись, мальчик склонился над телом отца и закрыл заплаканное личико руками. – Папа!

      Антон не мог поверить, что жизнь отца была безжалостно прервана его собственным братом. Не мог поверить, что больше не услышал бы отца и не увидел бы его, отказывался верить, не хотел, не желал. Для его детской психики смерть сама по себе была неприемлема, он о ней знать не знал до тех пор, пока не прикоснулся к холодеющему телу отца. Стало очень страшно: отец всегда его защищал, оберегал, учил, радовал, а теперь?

      Теперь ничего этого не будет? Отец больше не поднимется? Не расскажет историю на ночь? Не поддержит в трудную минуту? Не будет гордиться, наблюдая за успехами сына?

      Антону стало гадко, до невыносимого гадко и больно. Он ведь хотел, чтобы отец им гордился, хотел, чтобы уважал, хотел, чтобы жил до самой глубокой старости и был доволен тем, какого сына вырастил. Антон хотел сделать отца счастливее, хотел порадовать своими успехами, прямо как он и просил, но теперь, видя омертвевший взгляд Леонида, Антон