Первомайские мальчики. Евгений Бузни

не заметил их отсутствия, но и не обратил внимания на необычную бледность лица Аллочки и растерянность Николая Николаевича. В Москву возвращались далеко за полночь. Песни хором, как принято у них было, в этот раз не пели. Чей-то один голос затянул было всеми любимую про чёрного кота, но никто не подхватил, и песня оборвалась. Всем захотелось спать.

      Понятное дело, всю эту историю, в которой Аллочка пока не разобралась, она не могла рассказать никому, даже врачу, тем более такому молодому. Поэтому после долгих маловразумительных пояснений того, что именно заставило её придти в женскую консультацию, она попросила всё же сказать, чем могут быть вызваны некоторые ненормальности поведения её женского организма.

      Девочкин давно понял, что женщина нуждается в осмотре, но ему никак не удавалось остановить речь Аллочки, старавшейся убедить медсестру (на врача она не смотрела) в том, что здесь не может быть и речи о какой-то распущенности, но любая случайность могла, быть может, привести к какой-то болезни или ещё чему-то.

      В один из коротких моментов, когда Аллочка вздохнула перед очередной тирадой слов, Девочкин успел всё же ввернуть:

      – Извините, сударыня, пройдите, пожалуйста, за ширму.

      Слово «сударыня» оказалось самой удачной находкой Девочкина для данной ситуации. Он догадался, что перед ним женщина, привыкшая к официальным отношениям. Обращение «девушка» могло обидеть, так как возраст всё-таки был не девичий. Назвать женщиной, когда было ясно из рассказа, что дама никогда не была замужем, а потому могла вспылить, заявив, что она девица, тоже было бы неверным. Зато не совсем привычное в современном обиходе старинное русское «сударыня» могло в этом случае очень подойти, и Девочкин не ошибся.

      Аллочка мгновенно забыла, что ещё хотела сказать, поднялась со стула и с видом обречённого на экзекуцию человека направилась в указанном ей направлении. А за ширмой, как обычно, пациенты выполняют все указания врача безоговорочно.

      Не прошло и десяти минут, но которые показались Аллочке томительной вечностью, как она услыхала чёткую, словно приговор, фразу:

      – Вы беременны, сударыня. Поздравляю!

      Ответ не заставил себя ждать:

      – Бросьте шутить, молодой человек. Я вам не девочка. Мне больше сорока. Не боюсь говорить вам это, поскольку вы знаете мой возраст из медицинской карты. Так что моё материнское время прошло.

      – Позвольте, Алла Владимировна, с вами не согласиться, – мягко возразил Девочкин, называя пациентку по имени и отчеству умышленно, зная, что такое обращение делает отношения в подобной ситуации более доверительными. – Данные осмотра абсолютно точно доказывают обратное, тем более что выглядите вы весьма молодо и вполне способны рожать.

      – Благодарю за комплимент, – подчёркнуто вежливо, но сухо, сказала Аллочка, заканчивая приводить себя в порядок, – но всё равно я пойду к другому врачу. Мне очень не верится, что я могла так вдруг забеременеть.

      – Ваше право, – жёстко бросил Девочкин, отодвигая ширму и проходя вперёд.