В тени креста. Максим Владимирович Греков

по тёмному дому за боярыней, Дмитрий про себя отметил, что дом очень стар, таких-то уже на Москве не строят.

      В большой квадратной трапезной зале, где боярыня остановилась, и предложила присесть, было сумрачно и холодно. Длинный и широкий стол посередине, вместо скатерти был застлан тёмным покрывалом. Потолок подпирали четыре стоящих ровным рядком, резных деревянных столба, со скобами для светильников.

      – Эй, кто-нибудь огня! – громко выкрикнула Мирослава и тотчас же из боковых дверей выбежали слуги с подсвечниками и охапкой толстых свечей. Быстро расставили вокруг стола шандалы, воткнули подсвечники в скобы на столбах, сняли со стола покрывало, застлали новой цветной скатертью.

      Боярыня всё это время, молча, изучала Дмитрия. Где-то за стеной было слышно, как загудела большая печь, холопы с поклоном забрали у боярина и Мирославы верхнюю одежду.

      На столе появились первые закуски: низкое блюдо с десятком румяных пирожков, большой деревянный ковш, над которым струился белый парок, и объёмная тарелка с хлебом и балыком.

      – Не томи ты меня боярыня, скажи, что велела государыня, да я и пойду с богом, – прервал молчание Дмитрий Ласкарёв.

      – Э-э-э боярин! Не по-людски так-то. Ты, сперва, откушай, а опосля беседу вести будем. Видишь, какой у меня сегодня удачный день, я только помыслила, о том, как тебе слова государыни передать и вот он – ты, прямо на моём дворе. И к другому делу, которое я считала навек потерянным, по дороге домой ключик нашёлся. Ну, кто бы мог подумать! – Мирослава всплеснула руками, – видать чем-то угодила я нашему господу, раз он меня так благословил.

      – И то верно, хвала господу нашему, – перекрестился в ответ Дмитрий, – только не томи ты меня боярыня, передай государыни слова.

      – Торопишь? Али беседа тебе наша не мила? – снова притворно удивилась Мирослава. – Нет уж, ты сперва, откушай, у меня почитай сколь годов гостей не бывало, а такого сокола и подавно никогда, – с улыбкой добавила боярыня. И пока Дмитрий думал, что ответить, она обернулась к холопам, что несли на стол тарелки и блюда с яствами: – романеи несите, да самой лучшей!

      Молодой боярин почувствовал ещё большее смятение, он с гневом пришёл на двор Мирославы, а она его встречает как самого дорого гостя.

      Мирослава неотрывно смотрела на Дмитрия Ласкарёва, и от неё не скрылось его виноватое беспокойство, она мысленно себя похвалила и продолжила улыбаться столь лучезарно, как только могла.

      На стол принесли высокий серебряный кувшин с двумя серебряными кубками, украшенными искусной чеканкой.

      Боярыня встала со своего места и подошла ближе к Дмитрию. Сама налила вино в кубки и протянула один боярину: – испей, уважь меня боярин.

      Дмитрий, молча, взял кубок, сделал добрый глоток, и почувствовал, как вино сразу разлилось по жилам, согревая тело до кончиков ушей и пальцев на ногах.

      – Добрая романея, – похвалил грек.

      – Самая лучшая, – эхом отозвалась Мирослава и плавно обошла его со спины, присела рядом, не сводя с него глаз.

      Боярин