Неформал. Гектор Шульц

p>

      There was nothing to be told,

      As nothing could be grasped,

      The story could unfold.

      Superimposed on the elements of anger,

      Fear, anxiety | hate | despair | remorse».

      Dark Tranquillity «ThereIn». I

      – Вадь, иди кушать.

      – Ага, сейчас, – откликнулся я, выключая негромко играющую в колонках музыку, и повернулся к зеркалу на шкафе. На меня смотрел худощавый паренек с длинными волосами, забранными в хвост. В ухе поблескивало колечко из дешевого металла, что продаются в любом рок-магазине. Серые глаза, нос, что был когда-то поломан и так не встал на место, тонкие губы. Да, красавцем я бы себя не назвал. Обычный человек, которых можно встретить на улице и пройти мимо, даже не задумавшись. Я вздохнул и вновь повернулся к столу. На нем был форменный бардак, и хорошо, что бабушка еще не заметила его, а то проела бы всю плешь. Рядом со стареньким монитором стояла фигурка Дарта Вейдера, которую отец привез из командировки давным-давно, и молчаливо смотрела на хаос вокруг себя. Тетрадки, ручки и карандаши соседствовали с журналами о тяжелой музыке и учебниками по древней истории. Маленькая пыльная фотография родителей в простой металлической рамке лежала на куче философских трудов Сократа и Аристотеля. Черные наушники блестели хромированными деталями, будучи надетыми на одну из колонок. Обычный стол обычного человека.

      Схватив со стола мобильный телефон, я дождался, когда он включится, и посмотрел на экран. Пропущенный от Мойши.

      – Алло, баран, – раздался в телефоне голос моего друга. – Ты там вообще охуел? Мы договаривались вместе на концерт идти. Стасон будет опять орать, что мы его не ценим и не уважаем.

      – Блин, я забыл, Мих. Давай через час я подойду к твоему дому и двинем? – охнул я. Как обычно, все вылетело из головы.

      – Давай. Не забудь цепь взять. Вдруг опять нарвемся, – напомнил Мойша и отключился. С кухни вновь раздался голос бабушки – Вадим! Ужин остынет.

      Ругнувшись, я вышел из комнаты, плотно прикрыв дверь.

      На кухне постоянно что-то пеклось и жарилось. Бабушка любила это дело, как любила запихивать в меня все свои супы, пирожки и тушеную капусту. Но справедливости ради, готовила она просто потрясающе. В воздухе всегда витали терпкие ароматы специй, жареного мяса и разносолов. Друзья, когда приходили в гости, оставались на ужин и с удовольствием уминали ее блюда. Даже Мойша, который был тощим пареньком и питался одним вареным яйцом в день, не мог отказаться от добавки.

      Я сел на грубый табурет и, взяв в руки ложку, придвинул к себе тарелку фирменного бабушкиного борща. Бабушка стояла рядом и улыбалась, глядя на то, как я ем.

      – Чего? – пробубнил я с набитым ртом.

      – Кушай, кушай, – ласково ответила она. – Ты уходить собрался?

      – Ага. С Мишкой на концерт пойдем. Вернусь поздно.

      – Вадь. Ты только не ввязывайся никуда, – строго посмотрела на меня бабушка. Я усмехнулся в ответ.

      – И не собираюсь. Ладно, я пойду. Пока, бабуль.

      – Беги. Ох, непоседа, – старушка убрала со стола грязную посуду и отнесла ее в раковину, бурча что-то себе под нос.

      Я выбежал на улицу, ногой открыв дверь в подъезд. Вы спросите, кто я? Обычный неформал, любящий тяжелую музыку, концерты и попойки с друзьями. Меня зовут Вадим, и я живу в прогнившем городе. Не разводите руками, у нас так принято говорить. Если ты причисляешь себя к какой-нибудь субкультуре, то обязан высмеивать город, где живешь, а на всех прочих и несогласных надо смотреть, как на говно. Обычный северный город, где полно таких, как я, а также любителей рэпа, Гитлера, Боба Марли и прочих. В столице их, конечно, побольше, но у нас все более жестко.

      Я учусь на факультете философии в местном педагогическом университете. Третий курс уже. Спасибо отцу, что помог туда поступить на бюджетной основе. У него там был какой-то знакомый товарищ, с кем они служили в Афгане. Он сдержал слово, и я стал студентом. Всегда нравилось читать труды древних. Друзья вертели пальцем у виска и обзывали идиотом, но мне было плевать на их мнение. Я не бросал учебу, так как обещал этого не делать своим родителям. По крайне мере, когда видел их в последний раз. Отец погиб в гараже три года назад. Ему пробили грудь отверткой пьяные уебки, когда он копался в машине и сделал им замечание, чтобы не мусорили. Семь ранений. Их посадили потом. Мать просто собрала вещи и испарилась из моей жизни, устав плакать по ночам. А я остался с бабушкой. Поначалу приходилось туго, денег не хватало, а на бабкину пенсию не проживешь вдвоем. Тогда я устроился к дяде Вачику, моему соседу, на оптовую базу. Подрабатывал там грузчиком после учебы. Старый армянин не обижал и щедро платил всем работягам. Конечно, поначалу ныли руки и ноги, но потом я втянулся и без проблем разгружал двадцать тонн картошки с другими ребятами. Хочешь жить, умей вертеться. Появились деньги, и мы с бабушкой худо-бедно справлялись, умудряясь баловать себя порой дорогими вещами. Но главное, что все ужасы мне помогла пережить музыка. Тяжелая и отчаянная. Жирные рифы наполняли душу уверенностью, а сердце силой, позволяя