Земное и вечное (сборник). Георгий Баженов

искрящиеся озорством и лукавством.

      – Да неудобно вроде спрашивать, – пробормотала она.

      – А я поклоняюсь идолу, – спокойно объяснил мужчина.

      – Какому идолу? – изумилась она.

      – А вот этой березке. По сути дела, пню. Видите, березку сразила молния, а она ничего, стоит себе и стоит.

      – Вы это серьезно? Насчет идола?

      – Конечно, – улыбнулся он. – Я идолопоклонник. Вам разве не встречались такие?

      – Никогда, – призналась она.

      – Ну, может, это и хорошо. Сейчас, знаете, все верующие, а идолопоклонников никого.

      – Да какие в наше время идолопоклонники? – продолжала изумляться Нина.

      – Э, не скажите. – Мужчина поднялся с коленей, отряхнул брюки перчаткой (у него были изумительно тонкой отделки ажурные кожаные перчатки, не перчатки, а загляденье!). – За тысячелетнюю историю человечеству открылось много разных религий, и все они по своей сути поклоняются какому-то своему идолу: мысли, образу, понятию, откровению… Я, например, поклоняюсь вот этой березке. Солнцу. Женщине. Воде. Рассвету. Но больше всего вот этой березке.

      – Почему именно этой березке? Вы здесь живете?

      – Нет, я живу в Москве. Но как бы вам это объяснить… Это долгая история, и я не знаю, если у вас время, чтобы…

      – Время есть. Что вы! Мне очень интересно. Вы меня заинтриговали.

      – В таком случае, давайте познакомимся. Меня зовут Максим.

      – А я Нина.

      – Очень приятно. Вы понимаете, Нина, я однажды получил письмо из будущего…

      – Из будущего?

      – …верней, из прошлого. Одним словом, это было письмо моего отца, который написал его в далеком прошлом в расчете на то, что, когда я вырасту, я смогу правильно оценить его и понять.

      – Очень интересно.

      – Отец у меня хирург. Он когда-то воевал под Москвой, а потом долгие годы прожил на Урале, в поселке Нижние Дворики, слыхали про такие?

      – Нет, никогда.

      – Так вот, он написал мне, что, когда я вырасту и, главное, он подчеркнул это, главное, когда я смогу по-настоящему понять и оценить его мысли, я должен буду приехать в Одинцово, найти вот эту рощицу и поклониться ей. А еще лучше какой-нибудь пораженной молнией березке, пусть даже пню, и иногда приезжать сюда, постоять около березки, поблагодарить ее…

      – Но почему именно сюда? – не поняла Нина.

      – В том-то и дело. После страшной мясорубки под Москвой отец работал в военном госпитале в Одинцове и часто приходил как раз сюда, вот в эту рощицу (он мне нарисовал ее), и именно здесь, буквально, наверное, на том самом месте, где мы сейчас стоим, он принял твердое (а лично для меня судьбоносное) решение: на свет должен появиться я, его сын, его продолжение.

      – Как, один? Без мамы?

      – Почему без мамы? – улыбнулся Максим. – Моя мама, жена отца, работала в том же госпитале, официанткой.

      – Так, понятно… Но при чем здесь роща-то?

      – Вам приходилось когда-нибудь принимать ответственные решения?

      – Да я как-то