Другу смотри в глаза (сборник). Георгий Баженов

трудом: чемодан был тяжеловат. Сначала на почтительном, а затем уже совсем близком расстоянии от меня следовала группа поселковых ребятишек. Восхищение мной, которое с неподдельной искренностью светилось в ребячьих глазах, наполняло меня гордостью за всех товарищей-суворовцев, и силы от этого удесятерялись во мне. Толпа ребятишек все разрасталась, и это в конце концов измучило меня. Я не мог у всех на виду поставить чемодан на землю и отдохнуть – было стыдно, могут ведь подумать, что не очень силен наш брат, – я лишь изредка перехватывал его в другую руку и шел дальше. Силы мои были на исходе; тогда, прежде чем свернуть в переулок и выйти на родную улицу, я вдруг внезапно остановился, обернулся и начал в упор смотреть на преследователей. Это их очень смутило; не понимая, почему я так твердо и даже как-то рассерженно смотрю на них, они начали потихоньку рассеиваться, расходиться кто куда, пряча почему-то глаза… «Ладно, ладно, – думал я, – ничего». Я снова зашагал вперед, свернул в проулок и незаметно покосился назад. К ужасу моему, за мной плелся еще один мальчишка, на вид первоклашка, но какое-то взрослое упорство было в его глазах, когда я крикнул ему: «Ну! Чего тебе надо?» Он не испугался, хоть и остановился, и отважно спросил:

      – Скажите, вы правда суворовец?

      – Конечно, правда. Разве не видишь?

      – А-а… – как-то очень неопределенно протянул он, словно бы даже разочаровавшись в чем-то, повернулся и медленно, не показывая вида, что испугался или смутился, пошел прочь.

      Наконец-то я вздохнул, когда, выйдя на свою улицу, поставил чемодан на землю, никого теперь не стесняясь, да и никого не видя, – улица наша короткая и малолюдная. Сладко мне было отдыхать, чувствовать немоту, даже ватность в руках… И стоял я так долго, пока не заметил в конце улицы какого-то человека, вышедшего, видно, со двора на улицу подчистить снежок у дома. Я снова поднял свой чемодан: был ясный, не очень морозный, звонкий день. Я подходил к дому, где жила Саша, не слыша поскрипыванья сапог, а чувствуя лишь удары своего сердца. Я проходил мимо ее дома как проплывал: медленно, плавно, важно, со значением, – но я не знал, видел ли кто-нибудь меня в окно – может, стекло замерзло? Но я хотел, чтобы Саша увидела меня сейчас! Видела ли?

      Так и прошел я мимо, не зная…

      Мама была на работе – ждать бесполезно, и я решил пойти на каток.

      Захватив коньки, я все кружил около Сашиного дома, надеясь случайно встретить ее. И все-таки, когда она с портфелем в руках вышла из-за поворота, вероятно, возвращаясь из школы домой, и мы столкнулись почти лицо в лицо, я растерялся от неожиданности и смущения.

      – Здравствуй, Саша… – пролепетал я.

      – Здравствуй… – споткнувшись на слове и оробев от этого, ответила она.

      На ней были валенки, черная шубка и спортивная вязаная шапочка, из-под которой выглядывали две черные косички с алыми бантами.

      – А у меня уже каникулы! – весело и трепетно сказал я. – И дома никого. Пойдем кататься? – и показал на коньки.

      – Здорово! – сказала она. – А у нас только с завтрашнего дня. Вот не везет!

      Мы медленно пошли к их дому. Она вдруг рассмеялась:

      – А вот меня возьмут и не отпустят! Давай говорить «ты»?

      – Давайте. Давай… – поправился я и сказал: – А ты скажи дома…

      – А вот и не буду ничего говорить! Давай вместе зайдем?

      – Неудобно знаешь как!

      – Да у меня папка вот какой хороший! Пошли, – потянула она меня за руку.

      Делать нечего, пришлось слушаться.

      – О, да к нам сегодня гости! – воскликнул Сашин отец, завидев нас. – Да какие гости! Ну, проходи, проходи, молодец…

      – Да нет, я тут… я сейчас… Здравствуйте.

      – Папа, можно я с Володей… можно, мы на каток сходим?

      – О чем разговор! Да проходи, проходи, не стесняйся, что же я тебе руку над порогом, что ли, жать буду? – Он все-таки затянул меня в комнату, прямо в шинели и, с уважением заглядывая мне в глаза, которые я прятал от смущения, – ухажер все-таки! – крепко пожал мне руку. А я вдруг растерялся оттого, что взрослый человек пожал мне руку, что чуть с ходу не взял под козырек и не выпалил: «Здравия желаю!..»

      – Как там жизнь военная? – спрашивал меня отец, пока Саша бегала по комнатам, собираясь на каток.

      – Жизнь военная ничего, – пищал я детским баском.

      – Служишь?

      – Приходится, – отвечал я важно. – Служу.

      – Ну, и как там, на Курильских островах? – рассмеялся он весело. – Ничего?

      А я и не знал, как там, на этих островах, и отвечал:

      – Да на Курильских островах все по-старому. Ничего.

      – Учишься как, тоже ничего?

      – Ничего. Отлично.

      – Слыхала? – крикнул отец Саше. – Кавалер твой вон как учится. А ты?

      При этом явном слове «кавалер» я покраснел и опустил глаза.

      – Так, так… – говорил отец. – Ну, ну… Молодец. По мамке не скучаешь?

      – Вот еще.

      – Пошли! –