Всей землёй володеть. Олег Яковлев

меди тяжёлые ворота, оглушил юного паробка. Весь сжавшись, недоверчиво, но с заметным любопытством взирал Талец на большие дома, нарядные церкви из розовой плинфы, украшенные резьбой, со свинцовыми куполами и золотыми крестами, рассматривал одежды горожан – боярские кафтаны, свиты купцов и видных ремественников, летники и высокие кики[200] жёнок.

      Позади остался мост через Стрижень, монашеская телега въехала во внутренние врата. Здесь рядами стояли оружные чубатые воины, все в сверкающих на солнце доспехах.

      – Кто таковые?! А, это ты, Иаков! – пробасил здоровенный детина.

      Узнав знакомого монаха, он махнул волосатой рукой. – Пропустить! По княжому порученью люди!

      Телега остановилась на площади возле боярской усадьбы, обнесённой частоколом из длинных, в несколько сажен высоты, остроконечных дубовых жердей. Из-за огромных деревянных ворот визгливо и зло залаяла собака.

      – Вот твово Яровита хоромы, – пояснил Иаков. – Слазь, стучись. Не робей.

      Талец несмело шагнул к воротам, тихо постучал. Лай собаки усилился, стало слышно, как кто-то недовольно цыкнул на неё, лязгнула цепь, отворилось сбоку от ворот смотровое оконце.

      – Кто тут? Кому чего надоть?! – раздался хриплый, сердитый голос.

      – До боярина Яровита мы, – ответствовал за вконец растерявшегося Тальца Иаков. – Передай, добр человек: племянника ему привезли.

      Воротник с любопытством просунул в оконце голову.

      – Ты, что ль, племянник? – удивлённо спросил он Тальца. – Чегой-то свитка у тя худовата.

      – Ты бы, добр человек, кликнул боярина. Да не мешкай. Мы ведь со братом Никитой к самому князю спешим, ждут нас тамо, – молвил Иаков.

      За воротами послышался какой-то шорох.

      – Кто там? Что случилось, Младан? – раздался другой голос, мягкий и вкрадчивый.

      – Да вот, боярин, – отозвался воротник. – Монахи тут. Бают, племянника твово привели. Да парень одет больно худо, и… Чудной какой-то.

      – А ну, отворяй скорей!

      Врата широко распахнулись. Иаков подтолкнул Тальца в спину. Навстречу им вышел высокий человек лет тридцати с небольшим в наброшенном на плечи лёгком суконном кафтане, под которым виднелась лиловая шёлковая рубаха. Серого цвета шаровары перетягивал золочёный пояс с раздвоенными концами. На смуглом лице незнакомца горели чёрные пронизывающие глаза, лицо отличалось правильностью черт и какой-то особенной, спокойной красотой. Боярин был не худ, но и не толст, носил тонкие усы и густую короткую чёрную бороду, волос на голове у него было мало, на затылке они вились колечками и доходили почти до плеч. В левом ухе его отливала золотом крупная серьга, на пальце смуглой десницы сверкала жуковина[201] величиной с горошину.

      – Ты Талец, да? – ласково, с улыбкой спросил боярин паробка.

      – Талец. – Ланиты отрока окрасил багряный румянец смущения.

      – Тебя видел малым совсем. Года два или три тогда тебе было. Ну, заходи. И вы заходите, люди Божьи. Вот вам

200

Кика – головной убор замужней женщины, кокошник с «рогами» или высоким передом.

201

Жуковина – украшение на перстне. Часто – сам перстень.