Корабельные новости. Энни Пру

держа за руку ребенка, шла по обочине дороги. Когда универсал Куойла поравнялся с ней, она уставилась на мокрую машину: незнакомец. Он чуть приподнял руку в приветствии, но она уже опустила взгляд. Плоское лицо ребенка, красные сапожки – и вот он уже проехал мимо.

      Дорога, ведущая к Мучному мешку, от Якорного когтя стремительно уходила вверх, а потом, по ту сторону водораздела, ныряла вниз, к домам и немногим вытащенным на берег лодкам. Рыбья чешуя, высокие подмостки из отесанной хвойной древесины, оставшиеся от былых времен, когда здесь солили треску. Куойл проехал мимо дома, выкрашенного белой и красной красками. Сплошь заколоченные двери. Беспорядочно разбросанные сарайчики для хранения рыбы, причалы. Горбатые валуны, затянутые сетями.

      Поиски редакции не составляли труда. Над входом была прибита вылинявшая от непогоды вывеска из тикового дерева. Над изображением крякающей гаги значилось: «Балаболка». Перед домом стояло два пикапа: проржавевший «Додж» новейшей модели и более старая, но сверкающая «Тойота».

      Изнутри доносились крики. Кто-то рванул дверь. Мимо промчался мужчина и запрыгнул в «Тойоту». Выхлопная труба машины задрожала. Двигатель слегка поперхнулся и замолк, словно в смущении. Мужчина посмотрел на Куойла. Вышел из пикапа, подошел и протянул руку для рукопожатия. Его щеки были испещрены шрамами от угрей.

      – Как видите, – сказал он, – иногда сбежать не удается. Я Терт Кард, так называемый ответственный секретарь, редактор, литобработчик, механик, отдел рекламы, писем, заведующий распространением и уборщик снега, черт меня побери. А вы либо крупный рекламодатель, приехавший купить четыре газетных полосы для восхваления неуклюжих японских ботинок, которыми забит ваш склад, либо тот самый мистер Куойл, которого мы ждем, затаив дыхание. Так который из них? – Он говорил ворчливо, словно жаловался. Как будто дьявол когда-то давно проникся симпатией к Терту Карду и наполнил его, как вафельный рожок мороженым, нетерпеливостью и раздражительностью. Его средним инициалом была буква «З». А лицо напоминало творог, раздавленный вилкой.

      – Куойл.

      – Тогда пойдем, Куойл, познакомлю тебя с бандой разбойников, из которых самый ужасный – проклятый душитель Натбим. Сам мистер Джек Баггит валяется дома, и над его тощей грудью читают заклинания, чтобы выгнать из нее скопление мокроты, которой он харкает уже неделю.

      Он как будто декламировал со сцены.

      – Это так называемая комната новостей, – с презрительной усмешкой сообщил Кард. – А вон то – Билли Притти. – Жест, как бы указывающий на местную достопримечательность. – Наша старая акула.

      Билли Притти – маленький человек, лет под восемьдесят – сидел за столом, стена у него за спиной была затянута клеенкой цвета крылышек насекомых. Лицо – словно грубо вытесано из дерева и покрыто глубокой резьбой. Голубые глаза в раскосых глазницах, тяжелые веки. Подушки щек подпирались едва заметной косой улыбкой. Похожее на шрам углубление тянулось от носа к верхней губе. Кустистые брови, ежик волос цвета старинных