На тонком лезвии клинка. Юлия Вячеславовна Чернявская

закончилась.

      Еще несколько дней назад были сборы, она – одна из кандидатов в олимпийскую сборную по спортивному фехтованию на саблях. Какое это было счастье, стать одной из первых, ведь до этого женщины соревновались только на рапирах и шпагах. И все. На спортивной карьере можно ставить крест. Ладно, остаться без ног, можно было продолжить с паралимпийцами. Но руку ей никто не вернет.

      Нет, не плакать. Стиснуть зубы и перетерпеть. Сегодня рядом отец. Ее молодой папка за эти дни постарел лет на двадцать. Тихо, Ташка, тихо. Вот так, сосчитать до двадцати, медленно-медленно. Двадцать вдохов и выдохов. Успокаивайся.

      Тихий скрип двери, шаги. Мама пришла. Значит папке скоро на работу. Медленно открыть глаза и нарочито бодро улыбнуться родителям.

      – Наташенька, – мама присаживается на место отца, осторожно проводит ладонью по щеке. От ее пальцев пахнет дыней – ее любимый крем. – Как ты?

      – Жива, – слово выдыхается с трудом. Подкатывает боль, не душевная, а физическая. Действие укола заканчивается.

      – Девочка моя, – мама с трудом сдерживает слезы.

      – Мам, пап, – говорить больно, но надо. – Обещайте мне одну вещь.

      – Какую, доченька, – папа наклоняется над кроватью. Да, слишком тихо говорю, с расстояния и не расслышать, но громче нет сил.

      – Сначала обещайте, – знаю, если дадут слово, то уже точно не нарушат его.

      – Обещаю, милая, – да, в папе я не сомневалась.

      – Все, что только попросишь, доченька, – мамочка, спасибо тебе за это обещание.

      – Смотрите, вы обещали, – радостно улыбаюсь, скорее глазами, губы не хотят складываться в улыбку. – Я хочу братика и сестричку.

      – Наташенька, – родители недоуменно переглядываются.

      – Ма, па, вы обещали. Что бы со мной ни было, – так я буду спокойна, что они не останутся они, когда меня не будет.

      – Хорошо, дочь, – твердо произносит папка, вглядываясь в мои глаза. Кажется, он уже понял, что будет дальше. Слишком пристален его взгляд. Наклоняется к моему уху, тихо шепчет, – Наташка, доченька, – голос дрожит. – И братика, и сестренку, и про тебя все-все им расскажу.

      Целует осторожно, чтобы не задеть какой-нибудь шланг. Потом выпрямляется и отходит. А глаза блестят. Старается, чтобы мама не заметила.

      Мама снова проводит рукой по волосам.

      – Раз ты так этого хочешь, – силится улыбнуться.

      – Очень, – тихо, но она поняла. Я всегда хотела братика или сестричку. Но сначала дома было плохо с деньгами, а потом мой спорт. Только последние полтора года, как мне шестнадцать исполнилось, стали одну отпускать.

      – Поспи милая, – мама поправляет одеяло, осторожно целует.

      Закрываю глаза. Да, теперь можно. Писк приборов становится все тише. Боль, начавшая усиливаться, отступает. Даже потерянные рука и ноги не болят, хотя им не важно, был укол или нет. Можно расслабиться, перестать бороться за каждый вздох, соскользнуть в долгожданный сон.

      Приборы взорвались криком, по мониторам ползла прямая линия, а лицо девушки озаряла неожиданно счастливая улыбка.

      Часть 1

      – Спит, – мужчина в одеянии жреца отошел от узкой лавки, на которой вытянулась девушка лет восемнадцати-двадцати.

      – Давно? – второй мужчина в кожаном доспехе с пришитыми к нему металлическими полосами и кольцами положил на край свободной лавки ножны с мечом, чтобы не мешали сидеть, но легко можно было схватить оружие в случае необходимости. Рядом, у стены, стоял с виду тяжелый щит.

      – Да часа три как, – бросил взгляд в окно первый, потом подошел к шкафу, достал оттуда кружки и большую глиняную бутыль в оплетке.

      Второй подошел к девушке и долго всматривался в бледное осунувшееся лицо. Худенькая, словно после тяжелой болезни. Венки просвечивают сквозь тонкую кожу. Тусклые русые волосы рассыпались по подушке. Под глазами залегли тени. В чем только душа держится? Словно насмешка богов над их молитвами о помощи.

      – Просыпайся, – потряс он ее за плечо. Жрец только недовольно покачал головой.

      Девушка вздрогнула. Несколько минут она лежала, словно к чему-то прислушиваясь, после чего осторожно села, словно не доверяя своему телу, и только потом открыла большие синие глаза.

      – Вставай. Еда на столе, потом поговорим.

      Девушка кивнула. Медленные, немного неуверенные движения удивили мужчину, как и то, что она не использовала правую руку. Девушка испуганно осмотрелась, стараясь понять, где находится. И чего испугалась, подумал воин, вроде ничего такого в помещении не было. Стол, лавка вдоль стены, скамья по другую сторону стола, пара сундуков да новомодный шкаф с утварью. В углу печка. Да много ли надо в сторожке привратника святилища. То, что есть, и так перебор. Вечером они будут в замке, а там и комнат куда больше, и посмотреть есть на что: гобелены, картины, еще бабкой да матерью принцессы и их фрейлинами шитые, мебель резная, росписи по стенам. Да еще от ушедших наследие – светильники магические, да водопровод и водоотвод, чего в городах