Агорафобия. Надежда Нелидова

наплёл?

      – Революцию?! – страшно изумился дядя Спиря. – Ёк-макарёк, о народ дикий. Шуток не понимает. Пошутить нельзя. Революция, чего выдумают.

      – А кровь на пиджаке?!

      – А, это… С корешем в пельменной. Кетчупом капнули.

      КЛАДБИЩЕ ДОМАШНИХ АВТО

      Иван Кирсанович славно провёл воскресный денёк. Семьёй поехали на дачу, супруга Неонила Петровна занялась внуком Рустиком. Сам вскапывал уголок в саду. У соседей струился аппетитный дымок: делали шашлык из сёмги. И сразу за забором призывно замахали руки.

      – Кирса-аныч! Петро-овна! К нам!

      Закусывали водочку деликатесной рыбой, пели комсомольские песни. Сидели до ночи – и ещё бы сидели, да захныкал Рустик: признавал только свою постельку.

      Иван Кирсаныч, кряхтя, втиснул живот за руль. Он и раньше был не худенький, а на пенсии вдруг как-то быстро и неопрятно растолстел. Ходил, отирая пот, отдуваясь: «Уп-па», нечаянно потрескивая на ходу. Смущался: «Виноват», «Извиняюсь», «Обеспокоил».

      А что в нетрезвом состоянии за рулём… Во-первых, пол-литра – какой же это нетрезвый? Во-вторых, Кирсаныча на дороге знала каждая собака: начальник ГИБДД в отставке.

      На пенсию ушёл по возрасту. Хорошо, достойно ушёл – что редко, почти невозможно для такой сволочной должности. Ивана Кирсаныча любили за справедливость, проводили с почётом. Вручили тематическую картину местного художника. Название актуальное: «Не вписались в поворот».

      На большой картине – полтора на три метра – придорожная деревенька, живописно крутой изгиб трассы. Фуру здорово повело в кювет, но устояла. Тянет за собой запрокинувшийся двадцатитонный контейнер, колесо задрано в воздухе. Два заспанных детины-дальнобойщика стоят, широченно расставив ноги-столбы, крепко чешут в репах. Даже в могутных спинушках читается недоумение: «И как, едрит твою в дышло, нас угораздило?!»

      Из низеньких воротец, опираясь на батожок, снизу вверх выглядывает на происходящее древняя согбенная, как её избёнка, старушка. Избёнка вросла рядом с дорогой в землю и кажется игрушечной рядом с колесом. Ещё метр – мокрого места бы не осталось.

      Художник тщательно, профессионально выписал детали. За кривым забором угадывается кое-какой стариковский огород. Помятые гряды с картофельной ботвой, накренившиеся капустные кочаны – как живые.

      Иван Кирсаныч любил картину «Не вписались в поворот», повесил в зале. Гости тоже интересовались. Заложив руки за спину, по-петушиному скашивая головы туда-сюда, подолгу уважительно рассматривали, сильная вещь, говорили.

      ***

      Домчались до города на одном дыхании. Только в одном месте сложный поворот, немало народу бьётся – для аса, как Иван Кирсаныч, раз плюнуть.

      У подъезда стояло такси. Сосед сверху, таксист Серёжка спал мёртвым сном, с детски открытым пухлым ртом. Даже дверцу не захлопнул, ногу в кроссовке не подтянул из дверного проёма. Где остановился, там в ту же минуту вырубился.