.

родное, как близко ты стало,

      Как терпению тел удивилась строка.

      Я люблю тебя, жизнь, мне всегда тебя мало.

      Словно клятва кроваво дана на века.

      Я слова повторяю с утра и ночами,

      Словно в окна смотрю, словно прозу пишу.

      Не предам и не струшу, навечно я с вами.

      Пока пью и пою, и молюсь и дышу.

      И за окнами люди идут и хохочут,

      Громыхает война и плывут корабли.

      Что смогу тебе дать? Что сама ты захочешь?

      Только остров один в окруженьи земли.

      Погружённый в тоску, абсолютно забытый,

      Освещённый луной даже днём, нелюдим,

      Заколдованный, странный, ветрами умытый.

      Подарю тебе остров, что сделаешь с ним?

      Очнитесь, прошу вас

      Вопль матери, видящей муки детей,

      Детей, что отняли, украли из дома.

      Кричит, их зовёт сквозь зеркал чёрный омут.

      В стекле отражение – бей его, бей.

      Кто может помочь ей, кричащей во тьму,

      И детям, которые гибнут и тонут?

      Бросаюсь на помощь за зеркало в омут,

      Там мудростью глупость и злость заменю.

      Не хватит, где плещется море беды,

      Где святости искры мерцают сквозь пошлость,

      Молюсь за них нынешних, будущих, прошлых.

      Лишь тают слова в толще соли воды.

      Тогда я хватаю одну и люблю,

      А море шальное любовью играет,

      А я не сдаюсь, а волна не пускает,

      И пью я волну, и тону, и тону.

      Что будет? Зависит от вас и от вас,

      От всех, кто не умер, кто ходит по кругу.

      Очнитесь, прошу вас, подайте нам руку.

      Любовь ещё может, ещё её час

      Не пробил, и катятся слёзы из глаз.

      Просто годы

      – Отрастая, серебрится борода.

      – Это мода, говорите? Просто годы.

      – И усы вниз проявлением природы,

      – А, природа, вы простите, не беда.

      И вчера ещё не стоило труда

      Её сбрить с утра до щёк, до основанья,

      А сегодня говорит вам о страданьях

      И о мудрости спокойно, без стыда.

      Потому нам красят бороду, виски

      Серым блеском отраженного заката,

      Словно крест несу сквозь жизнь свою куда-то,

      Чтобы мысли мои стали глубоки,

      Как морщины – доказательства тоски,

      Уравнения, где пару лет в остатке.

      Я не брею, не играю больше в прятки,

      Но мудрею и играю в поддавки.

      А от дерева познания добра…

      И не рвать тот плод, упал он прямо в руки.

      – Почему не ешь? Познай враз все науки!

      – Я так сыт всем тем, что жизнь мне принесла!

      Сахар к чаю

      Спасибо, милая, не надо сахар к чаю.

      И не обида, ведь не подал бы и виду я.

      Да, верю, любишь. Я такой любви не видывал.

      И я люблю, и всё тебе прощаю я.

      Слезу блестящую, упавшую украдкой,

      Упрёком жалобно глядящую, как вызовом.

      А я без умысла стрелял, куда не знаю сам.

      И птицы мести зло черны своей повадкою.

      И стрелы острые пронзили небо синее.

      А птицы чёрные кружатся да не прячутся.

      И твои карие глаза глядят и плачутся.

      А я дурачусь, глядя в них – они красивые.

      Спасибо, милая, простил тебе обиды все.

      Ведь я не знал, что ты вокруг и не кончаешься.

      Я в чёрных птиц стрелял, а вот теперь отчаялся.

      А стрелы все в тебе – такого я не видывал.

      Спасибо, милая, не надо сахар. Господи,

      Ну почему такие стрелы эти острые?

      Колдун

      Не для забавы пишем строчки, Боже правый!

      И не для чуда. Ты на чудо не надейся.

      Нет, не для славы. Уж никак не ради славы.

      Но я колдую над листочком: «…строчка лейся…».

      И я тасую своих слов колоду, мыслей,

      И я тоскую, и смеюсь, и негодую,

      Всех озарю и очарую новым смыслом,

      И строки в косы заплету, вас околдую.

      Ой, берегитесь, опасаясь уколоться.

      Вы не читайте,