Орфей неприкаянный. Альберт Светлов

полотнище, я понемногу успокаивался. Природе плевать на бремя страстей человеческих. Она не ведает горя. Этот лес существовал до моего рождения, он сохранится и после меня. Я – ничтожный муравей, жук, заплутавший в лабиринте. Песчинка на мшистом пригорке. Умри я вон под той елью, и не сыщется моё бренное тело. И следа от него не останется. Впрочем, его и так не останется…

      Прошло несколько часов, как я забрёл в урочище. Здесь отчего—то не верещали комары, и это казалось странным. Стояла влажноватая прохлада. Я почти пришёл в себя. Но внутри, в середине груди жгло. Чёрная дыра расширялась, засасывала. Пора было выбираться на трассу, если я планировал засветло выйти к людям. Лесовик может и не выпустить.

      Оклемавшись, я нагнулся подобрать рюкзак, и из нагрудного кармана куртки выскользнул детонатор телефон, нырнув мне под ноги. Новый, взамен приведённого в негодность Игнатом. Подхватив аппарат, я ненарочно нажал кнопку, и на экране высветились имена и цифры, занесённые в его память. В глаза бросилось: «Юргина Алина».

      Я не позвонил ей тогда. Не поблагодарил. Не удосужился и через неделю, полагая, что разговор с посторонним мужчиной, о котором она, наверняка, и думать позабыла, не доставит девушке никакого удовольствия. А спустя две – вообще не находил обоснованной причины навязываться. А ныне, по прошествии, по сути, месяца – тем более. Набор символов следовало удалить с карты. Это – чрезвычайно просто. Касание клавиш. И забыть. Навсегда.

      Но неосознанное, вечно подводившее меня под монастырь чувство ответственности мешало поступить подобным образом. Словно долг взял, а вернуть – не вернул. И давит, давит должок на сердце.

      – Вот тебе и знамение, Васильич, – грустно усмехнувшись, пробормотал я себе под нос, а ветер чуть сильнее зашумел в вершинах вековых ёлок, и возле меня упала лёгкая сухая веточка.

      Глянув вверх, я, естественно, не обнаружил ни единой живой души, могущей скинуть её на землю. И кого я намеревался там увидеть? Вельзевула? Лешака? Или её…? Могучие сосны, поскрипывая, таяли, путались в полупрозрачной пелене давящего вязкого неба.

      Вздохнул, обретая цель:

      – Точно, знак. Ладно, доберусь до зоны действия сети, отзвонюсь обязательно. Обещаю.

      И хмуро бросил хитрым мойрам, плетущим нити судьбы:

      – Клянусь.

      – Сью—сью—тииу, – проснулась неизвестная птица, впечатлённая устроенным мною спектаклем.

      «Обязательство принято и зафиксировано»

      «Чертяки! Чтоб вас…!»

      Закинув практически пустой рюкзачок за плечи, зашагал, обходя полугнилые поваленные стволы, в направлении Светловки. Сорок минут, и я топтал её правый берег. Подобравшись к воде, присел, умылся и отряхнулся, стерев пучками мокрых лопухов с одежды пятна грязи. Теперь, чтобы оказаться на шоссе, предстояло прошагать приблизительно пять километров вдоль реки. И ещё шесть до Питерки. Пустяки! Нет таких крепостей…

      На асфальт я выполз,