Краткая история всего. Кен Уилбер

мы наблюдаем полный и глубинный переворот: сторонники восхождения потеряли признание, а сторонники нисхождения обрели его.

      В.: Вы называете это «доминированием сторонников нисхождения», что является еще одной важной темой, которой мы коснемся. Вы отмечаете, что современный и постсовременный мир почти всецело управляется чисто нисшедшей концепцией, чисто нисшедшим мировоззрением.

      К. У.: Именно так. Это идея, согласно которой чувственный, эмпирический и материальный мир – это единственное, что существует. Нет никаких более высоких или глубоких потенциалов, которые были бы нам доступны; к примеру, нет никаких трансцендентальных стадий эволюции сознания. Есть лишь то, что мы можем воспринять своими органами чувств и потрогать своими руками. Получается мир, всецело лишенный любого рода энергии Восхождения, отрешенный от любого рода трансценденции. И на самом деле, как обычно и обстоит дело со сторонниками нисхождения, любого рода восхождение, или трансценденция, рассматривается в лучшем случае как нечто ошибочное, а в худшем – как зло.

      В.: Но правильно ли я понимаю, что смысл в том, чтобы интегрировать и включить лучшее из путей восхождения и нисхождения, разве не так?

      К. У.: Да. Оба пути, по моему убеждению, могут научить нас чему-то очень важному.

      В.: С другой стороны, если их разлучить или в ситуации, когда они пытаются отринуть друг друга, как правило, возникают определенные ограниченные, частичные и подавляющие ситуации.

      К. У.: Да, я так считаю. Всем нам известны недостатки путей, которые практикуют исключительно восхождение: они могут быть чересчур пуританскими и подавляющими. Они склонны отрицать, обесценивать и даже подавлять тело, чувственное, жизнь, Землю, сексуальность и т. д.

      Путь нисхождения же, с другой стороны, напоминает нам о том, что Дух можно с радостью обрести в теле, сексе, Земле, жизни, жизнерадостности и многообразии. Однако путь нисхождения, взятый сам по себе, также имеет свои ограничения. Если нет никакой трансценденции, тогда нет возможности и возвыситься над только лишь чувственно воспринимаемым; нет возможности прийти к более глубокой, широкой и высокой взаимосвязи между нами и всеми сознающими существами. Мы ограничены исключительно чувственными поверхностями, плоскими фасадами, которые разобщают нас в гораздо большей степени, нежели соединяют и объединяют. Без какого-то рода трансценденции, или восхождения, всё, что нам остается, – это только нисшедший мир, который может быть поверхностным, отчужденным и раздробленным.

      В.: Вы называете исключительно нисшедший мир «флатландией».

      К. У.: Да, флатландией. Мы, представители современности и постсовременности, практически полностью обитаем в этой чисто нисходящей клетке, этом плоском и выцветшем мире бесконечных чувственных форм, этом неглубоком мире тусклых и мрачных поверхностей. Неважно, идет ли речь о капитализме или марксизме, индустриализме или экопсихологии, патриархальной науке или экофеминизме, –