Превратности судьбы. Татьяна Константиновна Фадеева

она печально сказала: «Я очень берегла эту медаль, потому что это единственная память о моем брате Гуннаре Нордлинге, он учился вместе со мной и вашим отцом в Коммунистическом университете в Ленинграде. На крупных спортивных соревнованиях по лыжам, где он победил, ему торжественно вручили эту медаль. Его тоже, как и вашего отца арестовали».

      Мне долго было стыдно за свой поступок, тогда я впервые ощутила муки совести и не забуду этого тяжелого чувства никогда. Я вспомнила, как еще за год до ареста отца, зимой к нам в Паданы на лыжах из Петрозаводска примчался дядя Гуннари. Оставалось минут пять до наступления Нового года, в доме стояла наряженная елка, мама хлопотала у стола, как вдруг во дворе послышался шум, упала лыжная палка, раздался топот на крыльце и в наш дом в клубах морозного пара ввалился рослый молодой мужчина. Я была маленькой и он показался мне огромным. Дядюшка подхватил меня на руки, подкинул к потолку, и я радостно визжала от внезапно нахлынувшего счастья.

      Мы с Ирой знали, что Санта-Клаус живет в Финляндии и по-фински именуется Йоулупукки. Нам рассказывала бабушка Аманда, что сильные морозы случаются, когда Санта-Клаус в Лапландии сердится на проделки непослушных детей. Увидеть настоящего Санта Клауса было нашей мечтой! Это он, Санта-Клаус, решили мы с Ирой, он просто притворился дядюшкой, чтобы мы его не испугались. Гуннари снял с плеч рюкзак и вывалил из него на стол конфеты, печенье, пряники – ну чем не Санта-Клаус? Он настоящий!

      Много лет спустя нам стала известна более подробная информация о судьбе маминого брата. Нордлинг Гуннар Йонасович 1899 года рождения, член ВКП(б), проживавший в Ленинграде, был арестован 12.11.37 года.

      Приговорен Комиссией НКВД и Прокуратуры СССР 12.01.38 года по статье 58-6 (шпионаж) УК РСФСР к высшей мере наказания, то есть к расстрелу. Расстрелян 18.01.38 года. Место расстрела Ленинград.

      Возвращение из эвакуации

      Как-то раз поздно вечером я с температурой лежала на кровати в комнате. Болела я очень часто. А мама и тетя Хельми сидели на кухне и тихо разговаривали. У нас радио не было, но видимо где-то они его слушали. Шел уже 1944 год, у людей появилась надежда на возвращение из эвакуации домой.

      Сквозь болезненную дрему я слышу, тихий мамин голос: «К чему мы вернемся неизвестно, и здесь все вещи проданы, ничего не осталось, как будем жить?».

      А тетя Хельми так же тихо отвечает: «Успокойся, не переживай, справимся. У меня один сын, да и у тебя вряд ли Рая выживет, так сильно болеет все время. Останется одна Ира. С одним ребенком ты легко справишься».

      Меня, как ножом по живому, больно резанули эти слова. Уже на следующее утро я сидела на краю кровати, свесив босые ноги, температура, конечно, была, но мне стало значительно легче. Соседка из деревни принесла какой-то отвар из трав, напоила меня. К вечеру опять принесла какую-то целебную траву, и мама заварила ее для меня. В общем, мне стало лучше. Недели две я промучилась, но поправилась. Отпоили меня лечебными травами.

      А слова тети Хельми злой обидой врезались в память навсегда. Значит, очень мне жить