Ведьмин коготь. Елена Арсеньева

тут Жене стало его жалко – так жалко, как не было никогда в жизни! Все-таки она его очень сильно любила – когда-то давным-давно, – и он ее любил, пока жизнь его не сломала, и свекровь Галина Ивановна была ей поистине родной матерью… вот в память о ней Женя и выхватила из кармана халата две пятитысячных бумажки, которые составляли ее сегодняшний заработок, и сунула Михаилу в руку:

      – Вот. Держи. И не морочь мне больше голову!

      Она взбежала на крылечко, втолкнула в дверь гору мышц, которая звалась Лешей Петренко, и, буркнув:

      – Инцидент исперчен! – пошла в свой кабинет, оставив футболиста-дзюдоиста и прочая, и прочая, и прочая размышлять над смыслом ее слов, поскольку Леша был живым подтверждением расхожей истины о том, что мышцы с мозгом не дружат.

      В кабинете Женя быстро выпила воды из-под крана и плюхнулась на массажный стол, чтобы немного расслабиться.

      Настроение было препоганое. И не только потому, что жалела денег – а Женя их жалела-таки, конечно, ведь целый день за них горбатилась! – сколько потому, что Леша Петренко появился так не вовремя. Еще немного – и Михаил показал бы ей свои несметные сокровища! Ну, может, и не слишком несметные, но все-таки!

      А теперь поди гадай, наврал он с три короба и просто развел Женю на извечную бабью жалость, или…

      Или в самом деле нашел клад?

      Ну, теперь уж не узнать!

      Однако Женя снова ошибалась, потому что через час, выйдя из салона и пройдя буквально несколько метров, она увидела Михаила.

      Он стоял у стены, делая вид, что читает листовку, которая появилась тут около недели назад и извещала об исчезновении какой-то Светланы Хазановой. На самом деле никакая Светлана Хазанова и ее исчезновение Михаила, конечно, не интересовали, потому что, лишь только завидев Женю, он бросился к ней.

      – Женька, ты погоди! – жарко воскликнул он, заметив, как она запнулась от неожиданности, и решив, что бывшая жена сейчас бросится наутек. – Пойдем поужинаем, я черт знает сколько времени ничего человеческого не ел. А пока будем лопать, я тебе всё расскажу. И покажу! И ты поймешь, что я не вру!

      – А зачем тебе надо, чтобы я это поняла? – спросила Женя. – Тебе уже лет десять как наплевать на мое понимание или непонимание.

      Михаил что-то забубнил на тему некогда близких людей, сильно любивших друг друга: дескать, Женька у него единственный родной человек, пусть и в прошлом родной, но все-таки, как-никак, не чужой!

      Она слушала и с трудом сдерживалась, чтобы не бросить ему в лицо, что это не как, а именно никак, что они совершенно чужие друг другу люди, причем всегда такими были, а не стали вдруг после развода, и вовсе не какая-то выдуманная близость и родственность побуждает Михаила рассказать ей о своих приключениях и показать свое сокровище, а просто до смерти охота ему похвастать нежданно свалившимся богатством, охота, чтобы Женька ахнула, чтобы у нее глаза от жадности заблестели, чтобы она перестала взирать на него со своим этим невыносимым высокомерием, а заюлила бы, замахала ресницами, залебезила,