Чевенгур. Андрей Платонов

затухающем, наклонившемся мире Дванов разговорился сам с собой. Он любил беседовать один в открытых местах, но, если бы его кто услышал, Дванов застыдился бы как любовник, захваченный в темноте любви со своей любимой. Лишь слова обращают текущее чувство в мысль, поэтому размышляющий человек беседует. Но беседовать самому с собой – это искусство, беседовать с другими людьми – забава.

      – Оттого человек идет в общество, в забаву, как вода по склону, – закончил Дванов.

      Он сделал головою полукруг и оглядел половину видимого мира. И вновь заговорил, чтобы думать:

      – Природа все-таки деловое событие. Эти воспетые пригорки и ручейки не только полевая поэзия. Ими можно поить почву, коров и людей. Они станут доходными, и это лучше. Из земли и воды кормятся люди, а с ними мне придется жить.

      Дальше Дванов начал уставать и шел, ощущая скуку внутри всего тела. Скука утомления сушила его внутренности, трение тела совершалось туже – без влаги мысленной фантазии.

      В виду дымов села Каверино дорога пошла над оврагом. В овраге воздух сгущался в тьму. Там существовали какие-то мочливые трясины и, быть может, ютились странные люди, отошедшие от разнообразия жизни для однообразия задумчивости.

      Бог слободы Петропавловки имел себе живые подобия в этих весях губернии.

      Из глубины оврага послышалось сопенье усталых лошадей. Ехали какие-то люди, и кони их вязли в глине.

      Молодой отважный голос запел впереди конного отряда, но слова и напев песни были родом издали отсюда.

      Есть в далекой стране,

      На другом берегу,

      Что нам снится во сне,

      Но досталось врагу…

      Шаг коней выправился. Отряд хором перекрыл переднего певца по-своему и другим напевом:

      Кройся, яблочко,

      Спелым золотом,

      Тебя срежет Совет

      Серпом-молотом…

      Одинокий певец продолжал в разлад с отрядом:

      Вот мой меч и душа,

      А там счастье мое…

      Отряд покрыл припевом конец куплета:

      Эх, яблочко,

      Задушевное,

      Ты в паек попадешь —

      Будешь прелое…

      Ты на дереве растешь

      И дереву кстати,

      А в Совет попадешь

      С номером-печатью…

      Люди враз засвистали и кончили песню напропалую:

      Их, яблочко,

      Ты держи свободу:

      Ни Советам, ни царям,

      А всему народу…

      Песня стихла. Дванов остановился, интересуясь шествием в овраге.

      – Эй, верхний человек! – крикнули Дванову из отряда. – Слазь к безначальному народу!

      Дванов остался на месте.

      – Ходи быстро! – звучно сказал один густым голосом, вероятно, тот, что запевал. – А то считай до половины – и садись на мушку!

      Дванов подумал, что Соня едва ли уцелеет в такой жизни, и решил не хранить себя:

      – Выезжайте сами сюда – тут суше! Чего лошадей по оврагу морите, кулацкая гвардия!

      Отряд внизу