Спасти Императора! «Попаданцы» против ЧК. Герман Романов

что танкисты за считаные секунды промокли до нитки.

      – Разверзлись хляби небесные, – негромко, чуть нараспев произнес молодой коренастый танкист и рывком выбрался через люк, задев грязными ботинками наводчика.

      Тот был полным антиподом командира – худой, вернее, даже тощий мужичок, уже более чем серьезного возраста, далеко за сорок, лицо усыпано нитками морщин и шрамов.

      – Ну как, парни, живы? – командир встал на башне и громко заговорил с тремя собратьями по танковому племени, что прижимались задницами к еще теплой верхней решетке двигателя.

      – Пока живы, господин капитан. Вот только что завтра с нами со всеми будет? Одному Богу известно! – мрачно ответил один из танкистов, стуча зубами от холода, как кастаньетами.

      Двое других сидящих ничего не ответили офицеру, их взгляды были безучастно направлены на черное раскисшее покрывало болотины, в которой танк увяз чуть ли не до надгусеничных полок.

      – Живы будем, если батя доведет куда надо! Эй, Семен Федотыч, доведешь? Дорогу-то хорошо помнишь? – вопрос был обращен к тощему, что уже сидел на башне, нахохлившись мокрой вороной.

      – Довести вас до места я доведу, – уверенно ответил пожилой танкист, но угрюмо добавил, вернее, почти выцедил слова: – Но вот убережем ли мы свои души в это полнолуние?

      – Брось эту мистику, Федотыч. Не знаю, как насчет душ, но если мы останемся здесь, то либо в болоте утопят, либо сами утопимся, что вернее, потому что в плен нас брать не будут!

      Уверенное заявление капитана не вызвало никаких протестов – танкисты мрачно переглянулись и засопели.

      Теперь рядышком, как на лавочке, сидело уже семеро – четверо из «тридцатьчетверки» и трое вывезенных на броне из экипажа сгоревшего днем БТ-7. Все они были одеты в черные комбинезоны из плотной материи, на головы напялены привычные шлемофоны. В руках трое держали советские автоматы ППШ, а пожилой – еще малоизвестный на фронте пистолет-пулемет Судаева. Вояки очень походили на воспетых в песнях советских танкистов, если бы не малозначительные детали формы.

      На плечах шестерых лежали черные погоны чуть иной формы, у четырех с лычками. У пожилого три, у вылезшего на башню следом радиста – одна. У двоих было по две лычки, да и походили они друг на друга, как два отчеканенных пятачка, только один чумазее от грязи. Так оно и было – над близнецами Кушевыми смеялись все танкисты.

      Только капитан имел офицерские погоны с одним просветом и двумя вертикально прицепленными металлическими ромбиками. И нашитый на рукавах шеврон был общий для всех. Такая же, только гораздо больших размеров, раскрашенная нашлепка на башне вызывала лютый законный гнев у советских танкистов. На белом щитке был нарисован Георгиевский крест, сверху виднелась аббревиатура из четырех букв – РОНА.

      – Доставай все из танка, Шмайсер! – громко приказал капитан, и радист тут же скрылся в бронированном чреве. Следом за ним нырнул и грязный до омерзения механик-водитель, напутствуемый окриком офицера:

      – Попович, выгреби железки, оружие и патроны лишними не