Спасти Каппеля! Под бело-зеленым знаменем. Герман Романов

И если чехи дернутся – рвем его к чертовой матери. А сами уничтожаем все суда в Лиственничном, переходим через Байкал и занимаем оборону по побережью. Не думаю, что до этого дойдет, – чехи не самоубийцы пешком топать, ведь награбленное не увезешь.

      – Так, – задумчиво протянул император и почесал пальцем переносицу. – Так вот почему ты на санях полсотни пудов тола везти приказал. Рванет так же, как в Ачинске…

      – Так точно! Надеюсь, что этот аргумент подействует на чехов. И опять же! Взрыв в Ачинске произошел на день позже, но произошел ведь! Изменение не существенное, но оно есть. Так и в Иркутске может чуть иначе пойдет, ведь тогда в прошлом, вернее будущем, не решились на его штурм…

      – Дойти до него нужно вначале, нам пока топать и топать. – Император прилег на кровать. – Туши свет, Сеня, надо поспать. Полночь скоро, а мы перед рассветом выступаем…

      Назарово

      (1 января 1920 года)

      – Вставай же, Семен! Но только тихо-тихо. Есть очень важные новости. – Голос Шмайсера достучался до разума Фомина, а крепкая рука немца растормошила размякшего во сне офицера.

      – Что случилось…

      Договорить Фомин не успел – жесткая ладонь прикрыла ему рот. А немец склонился и стал шептать на ухо.

      – Есть телеграф из Красноярска. Передано, что восстание Политцентра в Иркутске жестоко подавлено прибывшими из Забайкалья бронепоездами и войсками полковника Арчегова. Досталось и чехам – их корпус подписал соглашение с Сибирским правительством Вологодского…

      – Что?!!!

      – Не ори! Людям еще спать и спать! – прошипел Шмайсер.

      – Этого быть не может! Чистейшей воды дезинформация! – Фомин машинально глянул на часы – половина четвертого, он спал ровно четыре часа.

      – Я тоже так думал, но проверить надо?! Вот и поляки из Ачинска умотали, так что буксы на вагонах горели. Записи свои подзабыли. Хоть на польском, но читаемо, благо переводчики есть.

      – Как ты их раздобыл?

      – А мои егеря на что? Взвод конных на станцию и в город днем отправил, информацию собрать, а они у меня толковые и способные. Сам выпестовал! – с откровенной гордостью прошептал Шмайсер.

      – Царя разбудишь! – прошипел Фомин и задумался – новости шокировали. А Шмайсер принялся шептать прямо в ухо:

      – А знаешь, друже, как эта Сибирская армия еще именуется?

      – Нет. А как?

      – Императорской. И вернулись там к чинопроизводству до марта семнадцатого. Вот так-то! Наш «фон» Бимман со мной согласен – он тут по своей линии всех подряд шерстит.

      – Ни хрена себе, попил водички, – потрясенно сказал Фомин. Он окончательно проснулся и знал, что уже не уснет. Новости ошарашили кипятком. Капитан к фантазиям не склонен – он уже год негласно занимал должность начальника разведки дивизии и ни в чем подобном уличен не был. И главное, что Бимман, то есть полковник Георгий Николаевич Юрьев, тоже чистокровный немец, взявший фамилию жены в пятнадцатом году на волне германофобии, от которой Петербург Петроградом стал, с ним был