Омерта. Марио Пьюзо

времени от домика остались головешки, а от журналиста и его близких – обугленные кости. Пресса, конечно же, подняла крик, полиция провела тщательное расследование, но не обнаружила никаких следов поджога. И вынесла заключение, что погибшие отравились дымом и не смогли выбраться из горящего дома. Дело закрыли.

      Но самое интересное началось позже. Через несколько месяцев после трагедии поползли слухи. Анонимы извещали ФБР, полицию, средства массовой информации о том, что пожар стал местью небезызвестного дона Априле. Пресса, естественно, потребовала провести повторное расследование. Его провели, с тем же результатом. Однако пусть доказательств причастности дона Априле к смерти журналиста и его семьи не нашли, история эта стала еще одним подтверждением жестокости дона.

      В данном случае общественное мнение полностью разошлось с мнением властей. Последние нисколько не сомневались, что дон тут ни при чем. Все знали, что мстить журналистам не имеет смысла. Их пришлось бы убивать тысячами, но проку от этого не было бы никакого. И дон слишком умен, чтобы идти на такой риск. Однако история эта не канула в Лету. Некоторые агенты ФБР высказывали предположение, что дон сам способствовал появлению этого слуха. И не давал ему умереть. В назидание новым поколениям писак.

      Дона отличала не только жестокость, но и щедрость. Тот, кто служил ему верой и правдой, богател и мог ничего не бояться в этом тревожном мире. Дон щедро награждал, но карал беспощадно. Таким его знали и друзья, и враги.

* * *

      После встреч с Портеллой и Силком дон Априле перешел к последнему этапу перехода на заслуженный отдых. Он вызвал в Америку Асторре Виолу, положив конец его одиннадцатилетней ссылке.

      Ему требовалась помощь, и он знал, что Асторре в полной мере подготовлен для того, чтобы выполнить стоящие перед ним задания. Дон симпатизировал Асторре, выделяя его среди своих детей. Даже ребенком, не по годам общительный, Асторре всегда был лидером. Он любил дона, но не боялся его, что иной раз случалось с остальными детьми. В десять лет Асторре уже однозначно выражал свою независимость от двадцатилетнего Валерия и восемнадцатилетнего Маркантонио. А когда Валерий, тогда курсант военного училища, попытался задать ему трепку и поставить на место, незамедлительно дал отпор. Маркантонио относился к племяннику куда как дружелюбнее и купил ему первое банджо, чтобы поощрить его увлечение пением. Асторре принял подарок с достоинством, вежливо поблагодарив, как и положено у взрослых.

      Кому Асторре подчинялся, так это Николь. Она была на два года старше, но относилась к нему как к кавалеру, чего он, собственно, и требовал от нее с самого детства. Он безропотно выполнял все ее поручения, она слушала итальянские баллады, которые он ей пел. И била по щекам, когда он пытался ее поцеловать. Ибо с раннего детства Асторре влекла женская красота.

      А Николь росла красавицей. Большие темные глаза, чувственный рот, нервное лицо, на котором отражались все эмоции. Она набрасывалась на любого, кто пытался доказать ей, что живет