Повесть о Петре и Февронии Муромских. Людмила Ивановна Гордеева

и, понимая, что неприлично находиться в чужом доме, да ещё и наедине с незнакомой девицей, спросил:

      – Есть ли тут какой человек мужского пола? Или покажи, где живет. Мне бы поговорить…

      – Отец и мать мои пошли взаймы плакать, а брат мой отправился через ноги смерти в глаза глядеть.

      На этот раз Федор уже не стал скрывать своего изумления. «Либо девица с приветом, либо я простак», подумал он и озадаченно почесал свою макушку:

      – Ни единого твоего слова не понял! – сказал ей честно.

      – Да чего ж тут не понять? – вдруг почти весело и радушно воскликнула она. – Ты вот неожиданно вошел в мою горницу, да меня врасплох застал, в неприбранном виде. А был бы в нашем дворе пес, он бы издали тебя почуял, стал бы лаять, предупредил меня, – это и есть дому уши. А был бы в доме ребенок, отрок, он бы во дворе играл, увидев тебя – в дом забежал, сказал бы, что гость к нам спешит. Вот и выходит, что дети – это очи дома.

      Девица отложила свои коклюшки на станок, отряхнула передничек, пригладила волосы и вновь посмотрела ласково на гостя сияющими глазами.

      Тот смутился. Он понял, что поступил бестактно, не постучав в двери, и юная хозяйка своими прибаутками, таким образом, тонко намекнула ему на оплошность.

      – Еще я тебе сказала, что мой отец с матерью пошли взаймы плакать. Так это совсем просто понять. Значит, пошли они на похороны и там покойника оплакивают. А им конец придет – другие станут по ним слезы лить. Стало быть, ныне они свои слезы взаймы отдают. Теперь понятно?

      Федор лишь кивал головой, удивляясь затейливому уму девушки. А та приподнялась от станка, сняла со стройной фигурки передник, поправила юбку и предстала перед ним во всей своей внушительной красе. Он даже оробел, ибо не ожидал встретить в селе такого совершенства.

      – А что ты про брата хотела сказать? Будто он пошел сквозь ноги на смерть смотреть. Как тут понять?

      – Это еще проще. Братец мой, как и отец, бортник. За медом порой приходится на высоченные деревья забираться. И постоянно быть осторожным, вниз, на землю поглядывать. Ибо, упав, можно насмерть разбиться. Такое случается. Теперь-то понял?

      – Да уж как теперь не понять! Мудра ты не по летам! А как зову-то тебя, красна девица? – спросил он, и подумал: «на такой и жениться бы не грех, хоть она и селянка».

      – Зовут меня Февронией, – представляясь, девушка изящно склонила свою русую головку.

      – Так ведь тебя я и ищу! – обрадовался Федор. – Я слуга муромского князя Петра Георгиевича. Мой господин тяжко болен, тело его покрыто язвами и струпьями от крови нечистого змея, которого он сразил. Многие наши местные лекари пытались вылечить его, да без толку. Приехали мы сюда, на рязанскую землю, так как слышали, будто здесь есть хорошие целители. Да пока и тут толку мало. Может, ты знаешь, как князя вылечить?

      Феврония внимательно выслушала гостя, подошла к окошку, поглядела на небо, сосредоточившись, задумалась, да так, что на ее высоком открытом лбу образовалась тоненькая поперечная морщинка.