Жизнь. Книга 1. Все течет. Нина Федорова

нас в Нахаловке нету улиц, улицы в городе. А номер – скажите какой, я могу написать.

      – Какая профессия вашей матери?

      – Что моей матери? – не поняла Варвара.

      – Какую работу она выполняет за деньги?

      Поняв вопрос и желая ещё раз блеснуть цитатой, Варвара ответила:

      – Она стирает грязное белье других людей и полощет его в прекрасной реке, в том прекрасном мире, где все мы живём!

      Новый взрыв смеха всколыхнул комнату. Варвара покраснела от обиды и досады. Но учитель был уже заинтригован девочкой.

      – Скажите, если бы кто-либо, например я, решил послать вам извещение, ответ на вашу просьбу, о поступлении в гимназию, то как вас найти?

      Сердце Варвары стукнуло. Она стояла у цели. Она касалась возможности.

      – У нас все знают друг друга, – сказала она, задыхаясь от волнения. – Спросите, кто тут вдова Бублик. Покажут.

      И, полная надежды и страха, она в пояс поклонилась учителю и сказала:

      – Ваше высокоблагородие, окажите Божескую милость, примите меня в гимназию, заставьте век Бога молить…

      Громкий смех прервал и покрыл её слова. Девочки смеялись над нею, над её самым дорогим, самым горячим желанием. Полная гнева, она хотела ещё раз показать свой ум, свою память, своё моральное право на учение. И, разделяя трудное, непонятное ей слово на слоги, она крикнула им:

      – Куль-ти-ви-руй-те любовь к человечеству!

      Но смех был ответом на её слова, и теперь даже учитель, уронив мел, заколыхался от смеха.

      Глава V

      Головины, несомненно, были самым счастливым семейством во всей губернии. Они имели всё, что ещё древние философы считали необходимым для земного счастья: здоровье, доброе имя, телесную красоту, духовное равновесие, душевный покой. Они также были очень богаты, из поколения в поколение занимали высокое положение в обществе и вели счастливую семейную жизнь. В них отсутствовали те пороки и стремления, которые способны угасить счастье и отравить сердца: зависть, ревность, честолюбие, азарт, искательство и гнев. Они не гнались ни за кем и ни за чем. Нужны были столетия жизни в достатке и покое, чтоб образовать их характер – эту спокойную уверенность в жизни, в собственном ненарушимом благополучии, в праве пользоваться им без сомнений и вопросов, в уменье и привычке невозмутимо наслаждаться настоящим и не искать перемен.

      Во всём у них была своя счастливая мера. Не увлекаясь возможными карьерами, увеличением богатств, не погружаясь глубоко в интеллектуальные или социальные идеи и движения века, она вели сердечную и тёплую жизнь, выполняя спокойно то, что являлось непосредственным долгом, и умирали в мире, без мучений совести и страха. Никого из Головиных не занимало, что о них могут подумать или сказать другие. Они следовали требованиям своей семейной, традиционно головинской морали – это уже свято и неуклонно, – а что делают и как думают другие, предоставляли этим другим.

      Была, однако же, и теневая сторона в этом счастье: они всё отходили, всё отдалялись от реальности жизни – давно, поколениями, – и теперь прекрасная жизнь в их прекрасном имении «Услада»