Родина (сборник). Николай Некрасов

бессменно предо мной

      Великие, страдальческие тени,

      О чьей судьбе так горько я рыдал,

      На чьих гробах я преклонял колени

      И клятвы мести грозно повторял…

      Зато кричат безличные: «Ликуем!»,

      Спеша в объятья к новому рабу

      И пригвождая жирным поцелуем

      Несчастного к позорному столбу.

      Потому Некрасов и мог испытывать сострадание к «падшим», что сам был из их числа. Тяга к раскаянию делала его в иные минуты одним из самых христианских поэтов. И вот рождается притча о житии мироеда («Влас»), что «брал с родного, брал с убогого», а после — с нагрянувшей беды — с ним свершилось преображение:

      Роздал Влас свое имение,

      Сам остался бос и гол

      И сбирать на построение

      Храма Божьего пошел…

      Или возникает горестная история мужа, узнавшего про измену жены («Зеленый шум»). Он изводит себя, он не может найти покоя, не может быть рядом с ней:

      В избе сам-друг с обманщицей

      Зима нас заперла,

      В мои глаза суровые

      Глядит, — молчит жена.

      Молчу… а дума лютая

      Покоя не дает:

      Убить… так жаль сердечную!

      Стерпеть — так силы нет!

      Но вот — дохнуло весенней свежестью, вот разомкнулось лютое пространство, и приходит воскрешение души, где строки стихотворения — почти проповедь:

      Люби, покуда любится,

      Терпи, покуда терпится,

      Прощай, пока прощается,

      И — Бог тебе судья!

      И понятно это видение самого Некрасова, что явилось в стихотворении «Рыцарь на час»:

      В стороне от больших городов,

      Посреди бесконечных лугов,

      За селом, на горе невысокой,

      Вся бела, вся видна при луне,

      Церковь старая чудится мне,

      И на белой церковной стене

      Отражается крест одинокий.

      Да! я вижу тебя, божий дом!

      Вижу надписи вдоль по карнизу

      И апостола Павла с мечом,

      Облаченного в светлую ризу.

      И сколь подлинны, столь и непреложны эти его стенания над могилой матери:

      О прости! то не песнь утешения,

      Я заставлю страдать тебя вновь,

      Но я гибну — и ради спасения

      Я твою призываю любовь!

      Я пою тебе песнь покаяния,

      Чтобы кроткие очи твои

      Смыли жаркой слезою страдания

      Все позорные пятна мои!

      Чтоб ту силу свободную, гордую,

      Что в мою заложила ты грудь,

      Укрепила ты волею твердою

      И на правый поставила путь…

      На самом деле он чувствовал боль других или только разыгрывал отзывчивость? Многие, очень многие отказывались верить в его искренность. Позже Борис Эйхенбаум даже найдет особое объяснение некрасовскому слову: «Любители биографии недоумевают перед «противоречиями»