Бездна. Александр Лаптев

о ней! Ведь вы ничего не знаете. Когда я был в партизанах, вы ещё ребёнком были. А она тоже в партизанах была, если хотите знать. Её белогвардейцы чуть не расстреляли в девятнадцатом.

      Рождественский откинулся на спинку.

      – Вон как ты заговорил! Ну-ну! – Он вдруг поднялся и заходил по кабинету. – Посмотрим, как ты запоёшь, когда мы на очную ставку тебя поставим с твоей сообщницей!

      Пеплов с недоумением посмотрел на следователя.

      – Какой ещё сообщницей?

      – Женой твоей – Лепинской Светланой Александровной! Всё мне выложишь! Как на блюдечке.

      Пеплов поднялся на вдруг ослабевших ногах.

      – Товарищ следователь…

      – Гражданин!

      – Хорошо, пусть будет гражданин… Пожалуйста, не надо сюда жену. У нас дочь маленькая! И вообще, она тут ни при чём…

      Следователь вдруг надвинулся на Пеплова.

      – А кто при чём? Ну? Быстро говори!

      Пеплов отшатнулся, силился что-то сказать, губы его подёргивались.

      – Я… я не знаю, что говорить.

      – О сообщниках рассказывай, всё как есть! Ты должен назвать пятьдесят членов вашей организации. Говори быстро, я слушаю!

      Пеплов уронил голову.

      – Я не понимаю вас. О какой организации вы всё время спрашиваете?

      – Яковенко знаешь?

      – Я уже говорил на первом допросе, мы с ним вместе воевали.

      – Астафьева знаешь?

      – Знаю, он тоже был в партизанском отряде.

      – Рудаков, Лобов, Буда, Неупокоев, Жилинский, Малышев…

      Фамилии следовали одна за другой. Пётр Поликарпович машинально кивал, подтверждая, что с одним он был в отряде, с другим познакомился в Красноярске, а третьего случайно встретил в Иркутске. Само по себе знакомство не было преступлением. Да и зачем отрицать то, что и так всем известно?

      – Хорошо, так и запишем, – проговорил следователь, обмакивая ручку в чернильницу. – Гражданин Пеплов подтвердил соучастие в заговоре вышеназванных лиц.

      – Но я ничего такого не подтверждал! – вскрикнул Пеплов. – Я только сказал, что знаю этих людей, и больше ничего. Но ведь это не преступление!

      Следователь холодно посмотрел на него.

      – Будешь запираться, мы из тебя кишки вымотаем и всю твою подлую душонку. Понял? А о жене твоей я ещё подумаю. Арестовать недолго! – И он стал что-то быстро писать в протокол. Пётр Поликарпович попытался рассмотреть, что он там пишет, но разобрать ничего было нельзя. Он устало отвернулся, стал смотреть в окно. Там светило солнце, в синем небе застыли невесомые облака. «Вот бы улететь сейчас с этим облаком! – подумалось. – Раствориться в синеве без остатка». В сущности, жизнь прожита. Можно спокойно и умереть. Но спокойно умереть уже не получится. Смерть ведь бывает разная. Можно пасть смертью храбрых за правое дело и на виду у всех, а можно быть оплёванным, оболганным и растоптанным, покорившись дьявольской силе… Нет, этого нельзя допустить. Надо бороться, чего бы это ни стоило.

      Приняв такое решение, Пётр Поликарпович почувствовал себя увереннее. Глянул искоса на следователя.