Точки соприкосновения. Современный рассказ. Коллектив авторов

Ему было примерно столько же, сколько Гамлету. Стояло ленивое лето 1990-го года. Павел только что сдал госэкзамены и отдыхал в Югославии с друзьями – это было последнее лето единой Югославии, со следующего года там все полетело в тартарары. Вернулся в Москву и узнал, что предыдущей ночью умер отец. Официальной версией был инфаркт, но в воздухе висело – шепотки, обмолвки, – что не всё так просто.

      Вечером, после поминок мать Екатерина Алексеевна, строгая, породистая, с цепким взглядом тёмных глаз, вся в чёрном, сидела в кресле с прямой спиной и говорила сыну:

      – Настали тёмные времена, Паша. Чтобы сохранить компанию, нам придётся пойти на компромисс.

      Мать сжимала в пальцах носовой платок, но не плакала.

      Павел тогда ещё не принимал участия в делах компании. В университете, в отсутствие жёсткого родительского контроля, он нажимал не на юриспруденцию и экономику, а на бокс и греблю. Ему нравилось ощущение собственной физической силы. Он с эйфорией наблюдал за движением энергии своего удара правой. Он наслаждался командной работой гребцов, когда все четверо превращаются в один гибкий и мощный инструмент, блестящий мускулами, уверенно взрезающий водную гладь. Летом, на практике, Павел, конечно, работал у отца. Но по-любительски, в охотку, несерьёзно.

      – Компромисс? С кем? – возмущённо спросил он.

      Павел злился, что мать больше переживает из-за компании, чем из-за смерти отца. Да ещё и говорит о каком-то компромиссе? Учитывая, что это, может, вовсе не инфаркт? Нет! Только месть и справедливость!

      – Нас на части разорвут в момент, – глухо ответила Екатерина Алексеевна, отвела взгляд и прикрыла платком скривлённый рот.

      У Павла ёкнуло сердце. Он всё же не был наивным мальчиком, и слова матери поколебали его уверенность в нерушимости отцовской империи. Именно тогда Павел впервые почувствовал нарастающий стук крови в ушах. Он понял, что и сам терялся в своих чувствах. Первоочередная задача, конечно, выяснить истинную причину смерти отца, но сохранить компанию – это ведь тоже важно? Не ради денег, ради справедливости.

      Ночью Павлу приснился сон. Он стоит на железнодорожном пути, между рельсами. Вокруг лес, сливающийся с темнотой. Прямо на Павла едет поезд на бешеном ходу. Стучит колёсами, светит фонарём в лицо, свистит гудком страшно. И в висках кровь стучит в такт колёсам. Но внезапно поезд останавливается, шипя паром. Наступает тишина. С подножки локомотива спускается машинист: лицо, измазанное копотью, кепка, засаленный пиджак. Садится на рельсы, закуривает и говорит:

      – Завалили батю-то?

      Павел садится рядом и мычит что-то неопределённое в ответ.

      – И ничо не попишешь. Век такой. Брат брата убивает…

      Ещё что-то говорит машинист про справедливость, про деньги, которые теперь честнее людей, простым мужицким языком. Но слова вязнут, вязнут в мутном полотне сна. Только и запомнилось – брат брата убивает. И ещё в конце: машинист встаёт и медленно идёт обратно к локомотиву, стуча перед собой деревянной палкой. И Павел понимает, что