Насекомый. Алексей Владимирович Баев

чем здесь – обосрать?! – разозлился я. – Взойти на него! На пьедестал! И не просто взобраться, это любой дурак сможет, а восшествовать, как общепризнанный чемпион. Чтоб медаль там, и все такое, шампанское об тумбочку…

      – Эка ты хватил! – восхитилась Муша. – Красивая мечта! Только какая надобность в твоем пьедестале?

      – А какая надобность в твоей Петропавловской игле?

      – Ну…

      – Обгадить?

      Чкаловская кивнула.

      – Вот видишь, какие мы с тобой разные?!

      – Почему? – удивилась Муша.

      – Потому что для меня справить нужду – дело скрытное, интимное даже, а для тебя – предмет гордости и всеобщего восхищения родни. Ты вот говоришь, мать тебя орлицей зовет, а думала ли ты о том, что у них, у орлов, кроме высокого полета еще и свои мечты есть? И они, между прочим, нужду прямо в своем высоком полете, как стюардессы с космонавтами, справляют. Им для этого шпилей по надобностям посещать не надобно…

      – О чем?

      – Что – о чем? – не понял я.

      – О чем, друг Гомемнон, орлы мечтают?

      – Ну… – замялся я, – не знаю. Среди моих знакомых орлов нет…

      – Так с чего ты решил, что им до шпилей дела нет?! Знаешь, Гомемнон, ты таракан, конечно, интеллигентный, спору нет, но мозги от твоих разговоров до неприличия мягкими становятся. Надышался ты в бутылке вредных испарений, вот. И вообще, шел бы к своим, а? Я понимаю, что ты меня от смерти спас, но мы ж теперь квиты, так?

      – Так.

      – Вот и иди.

      – Где ж мне своих-то найти? Они все на Зине Портновой остались, – я вспомнил про семью и тяжело вздохнул.

      – Так вон, за плинтусом. Видишь, ус торчит? – кивнула Муша в угол. – Ваши. У них главного Семеном зовут, Катерпиллером. Ты его сразу узнаешь…

      – Странная фамилия, – повел я усом.

      – Ничего странного, – хмыкнула Чкаловская. – Катерпиллер – это творческий псевдоним… Некогда мне в объяснялки играть, он сам все расскажет, если ты ему доверие внушишь, а я полетела. Пока.

      – Пока, орлица дерзновенная, – ухмыльнувшись, кивнул я.

      И Муша взмыла под потолок. Уже кружась под абажуром, она пронзительно жжикнула:

      – Увидимся, Гомемнон! А про мечту я все поняла! Спасибо! Удачи тебе, умник, и заслуженного пьедестала почета! Пусть сразу не исполнится, так ты старайся получше!… Тогда… будет… жжж…

      Глава третья. О любви к путешествиям и спринтерским бегам на марафонские дистанции

      Ну что мне оставалось делать? Я вас спрашиваю. Что?! Идти за плинтус. Так? Так. И я, глубоко вдохнув и, задержав на мгновение в своей мощной груди влажный кухонный воздух, с шумом выдохнул, чтобы снять волнение со своих еще не вполне окрепших членов. А потом медленной, но уверенной походкой двинулся в сторону торчащих из-за деревяшки и чуть подрагивающих усов. Должно быть, там кто-то обедал.

      Подойдя к плинтусу, я негромко, но решительно позвал:

      – Эй, хозяева!

      Ответом было гробовое молчание. Усы на секунду замерли, а потом из