Ангарский сокол: Шаг в Аномалию. Ангарский Сокол. Между Балтикой и Амуром. Дмитрий Хван

ночь в осоке, неприятно забурчало в желудке. Тут же последовал тычок в бок, Иван обернулся и увидел скалящегося Кима, прижавшего палец к губам. Коломейцев показал ему кулак и покрутил пальцем у виска. Морпехи разом сняли автоматы с предохранителя и передёрнули затвор автомата, следом послышался двойной щелчок затворов Карпинского и Владимира, молчаливого морпеха из отделения Саляева.

      Вот и последние кусты, скрывающие незнакомцев. Ещё немного и… У Карпинского похолодело в животе, стало неожиданно страшно. Взглянув на Коломейцева, он увидел написанные у того на лице аналогичные чувства. Казаки скрывали какие-либо проявления чувств, они просто были готовы к рывку, как рвёт с места в карьер свирепый хищник. «Так, Петя, соберись, мля! Вдох-выдох. Всё, а вот и они!»

      – А ну стоять! Встал, руки! Руки! Отошёл! Ты, встал. Не трогай саблю, всё. В сторону! – Выстрел под ноги. – Сомневаетесь? Тогда ещё. И ещё. – Всё, достаточно тебе? Ну и молодец.

      – А ну! Охолони, братец! – это уже Хмелёв с казаками орудует.

      Обалдевшие казаки сбились в кучу, об оружии уже никто не помышлял. Лишь глядели исподлобья, сурово сдвинув брови. Обожжённые, перевязанные, а глаза злые. На подстеленном лапнике и тряпье лежали раненые, поодаль сложили руки погибшим. Сколько их тут? Отогнали в сторонку четырнадцать казаков, да семеро раненых лежат. Убитых около шести, Карпинский не пошёл на них смотреть. Почему-то стало неудобно, ворвались, разбудили всех, испортили вот людям завтрак, а тут – раненые, трупы.

      «Нюни-то не пускай, герой, блин», – Карпинский старался отогнать нахлынувшее смущение.

      Странно, но никто из застигнутых врасплох казаков и не думал бежать. Когда на них с криками и гиканьем налетели их прямые конкуренты по промыслу, большинство казаков ещё спали, на ногах были только несколько кашеваров да незадачливая пара дозорных. Толком не проснувшиеся казаки лишь глазами следили за чужаками, не пытаясь заговорить с ними. Хмурятся, черти. Ясно им, что попали к енисейским, да ещё и на их территории. Куда тут побежишь безоружный? Лишь станешь лёгкой добычей гуляющих по Приангарью бурятов или тунгусов.

      Коломейцев меж тем уже принялся за кашу, а за ним и Ким отобрал у стоящего столбом казака-кашевара деревянную ложку на длинной ручке, которой тот, видимо, помешивал варево в котелке.

      – Ну что, мужики, завтракать было собрались? – Пётр обратился к понурым казакам. – Дело хорошее. Что там у вас? Каша… С мясом. Классно. Так что столпились? Давайте, налетайте, а то потом некогда будет! – Карпинский рассмеялся, кивнув Афанасию на жующих морпехов.

      – Нечего им жрать давать, – буркнул Хмелёв.

      – Да, ладно тебе, Афоня, дай людям поесть. А мы пока подумаем с тобой, что с ними делать.

      – А что тут думать? Гнать их и всего делов. Пущай обратно идут, в свой Красный Яр.

      – А раненые? Тебе наплевать, а мне нет. Всё-таки они тоже русские, надо совесть иметь.

      – Ой-ли, стали бы они с тобой, Петя, по-доброму заговаривать?

      – Ладно, ты чего думаешь-то?

      – Раненых