Родительские дневники. Илья Носырев

и мы опять начали все сначала.

      Перед вами – наши дневники, написанные в период с рождения старших детей до того, как они пошли в первый класс, то есть в то время, когда у нас как родителей и у наших детей всё происходило в первый раз. Мы были предельно честными, когда писали эти дневники, так что не судите нас строго. Ведь мы – просто папа и мама, которые как могут растят своих обожаемых детей.

Катерина Антонова и Илья Носырев

      Глава 1

      Превращение в родителей

      Мама: Когда я забеременела, полной неожиданностью оказалось резко изменившееся ко мне отношение родственников и старших знакомых: надо мной тряслись, как будто я из хрусталя, что было приятно первые пару дней. Потом надоело. Потому что их забота в реальности означала невероятное количество ограничений для меня. Причем ограничения эти навязывались мне агрессивно. И если я отказывалась следовать «заботливым советам» – окружающие обижались долго и громко, с заявлениями типа «С таким отношением о каком материнстве может идти речь!».

      Я же не чувствовала в себе никаких изменений: ни фигура, ни мозги, ни соответственно, мое мировоззрение, – не изменились. Мне хотелось того же, чего и всегда: активной, быстрой, шумной жизни. Поэтому свое полуторамесячное заточение на даче в связи с угрозой выкидыша я восприняла как несправедливое наказание непонятно за что. И постоянно нарушала запрет на передвижение по городу. Потому что в моей голове не укладывалось: к врачу съездить можно (и все промолчат, а то еще и похвалят), а в кино или в кафе – нельзя (при упоминании о кафе все вообще смотрели на меня как на преступницу). Полтора месяца казались вечностью. А когда они закончились, я узнала, что у меня будет двойня. На плановом УЗИ на сроке 12 недель.

      Я лежала на кушетке в кабинете УЗИ и рассказывала врачу о том, что моя подруга только на третьем месяце, вот на таком же плановом УЗИ, как у меня сейчас, узнала, что у нее будет двойня. «У вас тоже», – сказала врач спокойно. «Нет, говорю, вы не поняли, не у меня, а у подруги моей двойня». – «Я вас поняла, – ответила врач. – Двойня будет и у вас». Потом я смеялась так, что картинка на мониторе тряслась – и я никак не могла рассмотреть ту самую двойню. Когда, наконец, рассмотрела – затихла. Внутри меня плавали два человечка с большими головами. Они шевелили ручками и ножками и были очень маленькими.

      Известие о том, что у нас будет не один, а два ребенка, мы с мужем отметили в зоопарке. Особенно порадовала нас табличка на вольере с орангутангами о том, что у человекообразных обезьян рождается «один, редко два детеныша».

      Второй неожиданностью было то, что во мне поселился страх. Я стала бояться ездить на легковых машинах – мне казалось, что я попаду в аварию. Я стала панически бояться толпы – заметила, что люди в метро или на улицах не смотрят друг на друга, а воспринимают других как движущиеся объекты и, конечно же, не видят самого главного во всей вселенной – моего живота. Сейчас, когда я родила и опять стала «нормальной», мне кажется, что так и должно быть. Тогда, во время беременности, мне это было дико.

      Почти так же дико, как то, что я (и не только я, а мои еще не рожденные тогда дети и все мои родственники) стали зависеть от моей физиологии. Этот перевертыш казался злой шуткой: то, что всегда было подчинено мне – мое тело, сейчас полностью подчинило меня себе. Подобная зависимость от собственной физиологии была удивительна и отчасти унизительна. Беременность с точки зрения ощущений была приятна только в одном: когда дети были уже довольно крупные, я очень чувствовала их шевеления. Это было волшебно. Но все равно сохранялось ощущение, что я – персонаж фантастического фильма, в котором внутри одного человека поселились еще два и живут какой-то своей жизнью. Илюша, в которого я во время беременности влюблялась все больше, однажды мне сказал: «А ты понимаешь, что ты сейчас инопланетянин?» – «Почему?» – спросила я. «Потому что у тебя сейчас три сердца», – развеселился он.

      Беременность длилась и длилась. Все меня хвалили, мол, доносила двойню до 35-й недели! Молодец! До 36-й! И без сохранения! «Ну ты герой!» – говорили мне, а я понимала, что моей заслуги в этом нет никакой, просто работают мои превосходно здоровые гены. Никакого ощущения «чуда, происходящего внутри», у меня не было. Поэтому когда врач позвонил мне на 37-й неделе и приказным тоном велел собираться в роддом с вещами, я обрадовалась очень!

      Советский роддом – заведение прекрасное, и мне, как, наверное, всем, стоило больших усилий смириться с театром абсурда, который творился там на каждом шагу – вставаниями в пять утра, чтобы измерить давление, запретом выходить с этажа на лестницу, жуткой этой едой и тюремного вида халатами. Но, говорила я себе, это не суть. А суть – то, что барышни внутри меня затихли и не поддавались моим уговорам вылезать наружу.

      Каково же было мое удивление, когда, уже лежа под капельницей перед кесаревым, я почувствовала, что у меня отходят воды! Вот это было настоящее чудо. Я впервые по-настоящему поверила, что дети меня слышат и понимают, раз прорвали пузырь сами и точно перед назначенной операцией.

      А через 6 часов, когда и мама, и муж уже были у