Ангел Света. Анастасия Мур

вдвойне обиднее. Вдруг вспомнилась книга о Веронике, которая хотела умереть. Под угрозой смерти в любой момент, она начала ценить, любить свою жизнь, она встретила человека и мечтала прожить еще немного, чтобы провести с ним больше время. Конечно, это был социальный эксперимент, по итогу всё закончилось хорошо – она прожила долго и счастливо. А у меня, вот, нет любимого. Даже отношений толком не было.

      Однако ненавижу и отказываюсь признавать себя такую – жалкую, слабую, уязвимую. Я всегда старалась скрывать подобное состояние от людей, в частности, от близких. От того, что с детства не научилась с кем-то делиться своими откровениями, я не считаю нужным говорить или показывать то, что потом придется объяснять. Сформировался некий поведенческий паттерн – промолчать, сдержать слезы и уйти. Позже переварить это в себе вперемешку со слезами, а на утро всё снова будет нормально.

      Конечно, периодически у меня срывало крышу – невозможно всю жизнь держать в себе столько взрывных эмоций; рано или поздно вулкан извергается и уничтожает всё живое вокруг себя. Примерно так и случилось в мои неполные 12 лет, когда я в очередном порыве эмоций без колебаний порезала себе вены. Помню, моя мама была мертвенно бледна и впервые начала воспринимать иначе. Пару лет было даже совсем неплохо – мы сумели найти общий язык, временами я пыталась чем-то поделиться. Естественно, ее осуждающая реакция приводила меня в крайне комфортное состояние, будто я обнажила душу, а надо мной посмеялись. Чувствовала, что у меня забрали что-то мое и приобщили к общественности. После я каждый раз жалела, что чем-то откровенным, действительно важным для меня, поделилась. Открыла душу, а мне туда плюнули.

      С годами я научилась молчать. Взаимопонимание снова пошло под откос и я всё реже с ней говорила. Друзей у меня также не было – не успевали заводиться. Мы несколько раз переезжали, что, в принципе, воспитало во мне одно хорошее качество – самодостаточность. А негативные эмоции со временем стали умещаться в старой, толстой тетрадке с авторской писаниной.

      М-да, что-то меня занесло опять. Мысль за мыслью, таблетки что ль какие пить от них. Особенно от тех, после которых немножечко хочется вздернуться или вскрыться. Но пока этими мыслями я ни с кем не поделилась – я неуязвима, а значит, мне спокойно.

      Сейчас я нахожусь далеко от дома. Я нарочно шла дальше и дальше, словно забрала с собой беду и, как кошка, уношу ее как можно дальше от дома, от родных. Итак, телефона у меня с собой нет – отлично. За углом живет однокурсница, зайду к ней и поинтересуюсь: сделала ли она свою часть нашей работы по литературоведению (я полюбила литературу всем своим сердцем и поступила, правда, со второй попытки в литературный институт) и сразу домой.

      – Кажется, этот подъе …. – не успела я договорить, как почувствовала невыносимо острую боль со стороны затылка.

      Глава 4. Похищение.

      Темнота. Вокруг темно, хоть глаз выколи. Где я? Холодно, очень холодно. Запястья…я что, связана? Почему я не могу пошевелиться? Правильно: потому