В кругах литературоведов. Мемуарные очерки. Леонид Фризман

как известно, произведение богоборческое. Его главный герой говорит: «Жизнь нужна мне только для того, чтобы бороться с церковью. Я не человек, а нож. Давая мне жизнь, вы освящаете нож»[25].

      На русский язык роман был переведен в 1898 году; в дореволюционной России любые формы антирелигиозной пропаганды не просто отторгались, но подвергались гонениям, и неудивительно, что «Овод» попал тогда к русскому читателю в немножко кастрированном виде. Не могу сказать, было ли это результатом деятельности цензуры, или сами переводчики «освобождали» текст от наиболее одиозных формулировок.

      Естественно было бы предполагать, что революция покончит с подобной практикой, и советский читатель получит роман таким, каким его написала Э. Л. Войнич. Но нет! Он продолжал печататься с купюрами, сделанными при царизме. А ведь «Овод» тогда стоял в одном ряду с такими романами, как «Молодая гвардия» и «Как закалялась сталь», и был любимым орудием коммунистической пропаганды! Мало того, в этом ряду «Оводу» принадлежало свое и очень важное место. Первые три-четыре десятилетия существования советской власти были временем активной, можно сказать, жестокой борьбы с религией и церковью. Второго произведения, которое бы с таким талантом и такой страстностью мобилизовало бы людей, и особенно молодежь, на эту борьбу, просто не было.

      Популярность романа поддерживалась всеми мыслимыми средствами. В некоторых изданиях к его тексту прилагались целые «хрестоматии» восторженных высказываний таких деятелей, как Зоя Космодемьянская, молодогвардейцы Георгий Арутюнянц и Валерия Борц, Александр Маресьев, Юрий Гагарин, дружно рассказывавших, чему их научил герой прославленного романа. Валентина Терешкова называла роман Войнич «самым потрясающим, запавшим в душу». Словом, «Овод» – это было святое. И вдруг выясняется, что это святое читатель получал в подпорченном виде.

      Хочу сразу предупредить: я не утверждаю, что те дефекты, на которые я укажу ниже, касались всех послереволюционных изданий романа. По сведениям «Краткой литературной энциклопедии», их и к 1962 году было более 100, а сейчас Интернет уже сообщает о 150. Понятно, что проверить их все немыслимо, я подержал в руках десяток или чуть более, нижеприводимые цитаты даются по следующей книге[26]. Переводчик, как и во многих подобных случаях, не указан.

      Приведу лишь несколько примеров, которые дают достаточное представление о тенденции, породившей эти искажения и купюры.

      Вот записка, которую Артур адресовал Монтанелли перед своим бегством в Южную Америку, – очень важный документ, фигурирующий в романе дважды: в тюрьме, на предсмертном свидании, Риварес вновь предъявит его кардиналу. В советских изданиях печатался такой текст:

      «Я верил в вас, как в бога, а вы лгали мне всю жизнь» (с. 65).

      А вот что написала Войнич:

      «Я верил в вас, как в бога. Но бог – это глиняный идол, которого можно разбить молотком (God is a thing made of clay, that I can smash with a hammer, p. 89), а вы лгали мне всю жизнь».

      Переживания Артура, как они были напечатаны в переводах:

      «И из-за этих-то лживых, рабских душонок он вытерпел все муки стыда, гнева

25

См. сноску 26.

26

Войнич Э. Овод. Роман / Послесловие С. Марвич. М.: Военное изд-во Министерства вооруженных сил СССР, 1949. 308 с. Страницы оригинала также указаны в тексте по изданию: Voynich E.L. The Gadfly. Moscow: Progress Publishers, 1964. 344 p.