Имитатор. Сергей Жоголь

казался пустым и неподвижным, только промозглый осенний ветер трепал развешанное на верёвках бельё да косматая псина лежала у кустов, что-то грызла и при каждом новом крике вздрагивала и поднимала вверх любопытную морду. При очередном завывании Антон поставил стакан с недопитым чаем на подоконник и снова потянулся за пистолетом.

      – Сядь, Антон Юрьевич, и успокойся. – Птицын добавил в голос металла. – Явится Паша, увидит, как ты бабам слёзы утираешь, – и ищи его… Зря, что ли, мы его столько времени пасём?

      – Зря, не зря, а там ведь женщина, эх… – Антон надул губы, отвернулся, решив немного выждать. Он прекрасно знал, что, если его начальник вдруг переходил на официальный тон, это не могло означать ничего хорошего. По имени-отчеству или по званию Птицын обращался с коллегами довольно редко. Он даже начальника Управления почти всегда называл просто Григоричем. А если уж Птицын назвал Антона Юричем… Это могло закончиться плачевно в первую очередь для самого Антона.

      Репутация безбашенного психопата закрепилась за Птицыным уже давно.

      – Это Глафира Стрельникова кричит. Её голос, – вдруг вмешался в разговор Пичужкин. – Глашка эта – баба бедовая: двух мужей схоронила, а всё не успокоится. Полюбовников теперь водит. До войны к ней в основном с завода мужики шастали – работяги. Нормальные в основном мужики. А как бóльшую часть на фронт загребли, так контингент испортился. Жульё всякое теперь у нас шляется да пьянь подзаборная. А Глашке что? Для неё что нормальный трудяга, что бандит иль алкаш – всё едино. Главное – чтобы мужик был, с соответствующими, значится, деталями. Самогоночку Глашка с ними попивает, ну и, сами понимаете, чем ещё занимается. Редкостная шалава, прости её господи!

      Птицын спросил с издёвкой:

      – Что ж ты так про соседку? Сам, поди, тоже к ней клинья подбивал, да, похоже, безуспешно. Что, дядя, не повелась на тебя соседка – вот ты её теперь и поносишь! Колись: угадал я или нет? Живёшь, смотрю, один. Неужели такая баба, что так на передок слаба, не по тебе? Иль ты у нас только с кошками милуешься?

      Пичужкин выгнулся, точно его передёрнуло током, надул щёки и, осушив за раз полстакана своего травяного чая, фыркнул:

      – Мне до Глашкиных прелестей дела нет – я женат, между прочим.

      – А где же жена? – тут же спросил Птицын.

      – В отъезде. У сестры в Ялте гостит.

      – Что ж у тебя за жена-то такая, если ты срач в квартире развёл с кошками своими?

      – Нормальная у меня жена. Она, может быть, тоже животных любит. Так что кошек моих не троньте, да и вообще… не ваше это дело. Пришли тут, понимаешь! Я к ним с душой, а он меня в паскудстве всяком обвиняет!

      – Ладно-ладно, дядя. Этот я так, шучу, чтобы, так сказать, разговор поддержать. – Птицын фыркнул и снова насел на Трефилова. – Ну вот. Видишь, что про твою орущую бабу достойные… – Птицын поморщился, – люди говорят, а кто-то из-за