Ангелы не умирают. Екатерина Оленева

что ты не такая глупая, бесчувственная и бессовестная скотина, какой хочешь казаться.

      Энджел снова рассмеялся. На этот раз в его смехе явственно звучали истеричные нотки:

      – Проблема-то в том, что мне нравится быть бесчувственной и бессовестной скотиной. Ну да не об это речь! Вернёмся к нашим баранам? Вернее, к одному бедному барашку. Тебя бесит или удивляет, что я не интересуюсь твоим драгоценным младшим братцем, в этом всё дело, да?

      – Нашим братцем, Энджел. Нашим милым младшим братцем, если уж на то пошло. И да – меня это бесит! Ещё как. Меня в этом конкретном случае бесит абсолютно всё, начиная с того, что ты запудрил ему мозги, заставив влюбиться в себя и заканчивая тем, что, окончательно свихнувшись, он решил из-за тебя свести счёты с жизнью.

      – Я вообще-то предупреждал, что ни черта у него с этим не выгорит. Зня он меня не послушал.

      – Уж ты-то мог заставить его услышать себя. Если бы захотел. Но ты даже не пытался! Не удивлюсь, если идея сигануть с небоскреба тебе и принадлежала.

      – Ну… – снова засмеялся Энджел, – он всё время ныл и ныл, что ничего не действует: ни яды, ни пистолеты, ни кинжалы. Я действительно подкинул идейку, мол, прыжок без парашюта с трехсотфутовой высоты может оказаться решением всех проблем…

      – Ах ты… – Ливиана схватил Энджела за ворот пальто и сжал его с такой яростью, словно хотели удушить стоявшего перед ним кривляющегося паяца. – Решением проблемы? Подлая мразь! Что ж ты не прыгнул сам?!

      – Убери от меня руки. Сам же знаешь, жест эффектный, да толку – чуть.

      – Если ты такой смелый да наглый, что же за все эти месяцы ни разу не зашёл навестить бывшего любовника, а? Уверен, Артур был бы рад тебя повидать! Ему как раз не хватает общества. Ведь кроме меня желающих с инвалидом общаться нет.

      – Ну и в чём проблема? Он весь твой. Забирай.

      – Ты – мразь!

      – Есть новость поновее?

      – Всё играешь?! Это для тебя игры?! Чтобы ты там о себе не мнил, ты просто малодушный трусливый подонок. Чтобы ты тут не говорил, дело-то в том, что у тебя просто силенок маловато прийти и посмотреть Артуру в глаза. И ты прав. Зрелище, доложу тебе, паскудное. То, что мне удалось отскрести от асфальта, не умирает, но и не живёт. Знаешь, на кого сейчас похожа твоя любимая игрушка? Полудохлая кукла, не способная без моей помощи перевернуться с бока на бок. Он стал обыкновенным жалким паралитиком, совсем как простые смертные, которых ты так презираешь. Его кости не желают срастаться, внутренние органы – функционировать, но он всё равно никак не сдохнет. Его тело пытается, раз за разом, восстановиться, но ничего не выходит. Ничего, кроме непрекращающейся ни днём, ни ночью боли. Обезболивающие и наркотики не действуют. Так что твой нежный и отзывчивый на идиотские затеи любовник заперт в своём теле, как в личном аду. И я с ним, заодно, тоже, вынужден наблюдать нескончаемую агонию, раз за разом, осознавая, что помочь ничем не могу. И чем дольше я это наблюдаю, тем больше тебя ненавижу. Это несправедливо. Почему с тебя всё как с гуся вода? Развлекался ты – а платим мы. И в такие моменты я испытываю по отношению к тебе очень горячее желание – взять, сжать пальцами