Ген Химеры. Маша Храмкова

профессия, по мнению протектория, подходила ему больше всего. Ойтуш не возражал; он учился с удовольствием и почти мечтал, как будет работать врачом, но из-за одной роковой ошибки на четвертом курсе академии, его отчислили и разжаловали в отдел изъятия органов.

      Это была конвейерная работа. Ровно в восемь утра, облачившись в хирургический костюм, маску и пластиковые очки, Ойтуш заступал на свое рабочее место. В его обязанности входил прием трупов, сбривание волос с их тел, отсасывание жира, а также удаление ногтевых пластин. Иногда попадались задания «поинтереснее»: изъятие роговицы, пункция костного мозга и других тканей. В таких случаях хирургическим навыкам Ойтуша было где разгуляться.

      После – маркировка пакетов с трупным материалом и передача в отдел переработки. В Метрополе ничего не пропадало: жир шел на изготовление косметики, волосы – на парики и элементы одежды, а ногтевые пластины черт знает на что – Ойтуш не горел желанием вдаваться в детали.

      Так и сегодняшний рабочий день обещал стать одним из многих: неприятный рутинный труд, воспоминания о котором побыстрее хочется выкинуть из головы по дороге домой.

      Едва Ойтуш переступил порог «холодного цеха» – как называли свой отдел работники морга – над одним из грузовых лифтов загорелась лампочка.

      – Ого, рано сегодня, – бойко произнес низенький мужчина в возрасте, чей препаровочный стол находился по соседству со столом Ойтуша.

      – Так лекарство в городе закончилось, Риши, – отозвался парень. – Сегодня их будет завались.

      – Давай этого я возьму, – сказал Риши, с энтузиазмом затаскивая на стол труп в целлофановом пакете. – О, дама. Люблю, когда утро начинается с прекрасного.

      В отделе давно сложилось негласное мнение о том, что Риши был не совсем здоров психически: ну кто еще мог с таким почти неприкрытым удовольствием разливать кроваво-желтую массу жира по пакетам? Он приходил на службу раньше всех, уходил последним и никогда не брезговал самой грязной работой. Однако, с этим крепким стариком было о чем поболтать, даже несмотря на всю его чудаковатость.

      На обработку тела у Ойтуша уходило обычно около сорока минут. Добавим сюда время, что уходило на расфасовку по пакетам – в итоге возни получалось немало. Но сегодня ему везло: двое тщедушных стариков, что доставил грузовой лифт, были практически лишены подкожно-жировой клетчатки.

      На запястье каждого из трупов было клеймо с временем и причиной смерти. Для большинства граждан Второго класса причина смерти выставлялась весьма условно, разумеется, кроме тех, кто был распределен на высокие должности. Люди умирали от голода, инфекций, переохлаждения, травм на производстве и очень редко – от старости. Опыт стариков не ценился в нашем обществе; для государства они были балластной прослойкой, которая уже не может полноценно работать, но все еще продолжает занимать место.

      – Ойтуш, возьмешь малыша? – спросил один из работников, наполовину стащив с лица одноразовую маску. – Тут ювелирная