Сказки смерти. Сборник 4. Отсутствует

и вот, перед девочкой появилась школа. Прижимая к груди стопку книг и тетрадей, ученицы в форме спешили на занятия. Совсем рядом пронеслась Чизуко, такая взрослая, почти девушка. Она догнала одноклассниц и смеясь что-то рассказывала.

      Садако невольно улыбнулась и протянула к ним руку.

      – Ведь это будущее? А где же я? – спросила она, обернулась и внутри у неё все сжалось.

      Белые перья журавля почернели и облезли, длинная тонкая шея превратилась в ряд белых позвонков, поддерживающих голый птичий череп с отвисшим клювом. Из глубины чёрных провалов глазниц на девочку взирали два тусклых огонька. Она сразу все поняла.

      – Ты не цуру, – тихо проговорила она.

      – Нет, – согласился он. – И потому, я не исполню все твои желания.

      Садако сжала губы и отвернулась, пытаясь сдержать слёзы. Там внизу уже появилась новая картина: небоскрёбы сияли тысячами огней, по широким дорогам проносились странные машины и много, очень много людей. Девочка с удивлением узнала Хиросиму.

      – Как красиво! – не сдержала она восхищения, даже сквозь горе и обиду.

      – Да… Таким станет этот город. Ты ведь хотела увидеть, что будет дальше? Обещать, что ничего страшного в будущем не повторится я не могу. Но именно благодаря мне, о тебе не забудут, и может, в следующий раз…

      Из темноты возник памятник – девочка, запускающая в небо журавлика. Садако без труда узнала в ней себя. Да… Её запомнили.

      До самого рассвета она смотрела картины далекого и близкого будущего, возникающие в тумане. Черная тень молча стояла за её спиной. А потом всё исчезло.

      Михаил Рощин

      Клетка

      Я помахал ей рукой и уселся в кресло у стены. Девочка подбежала поближе и замахала мне в ответ. Настойчиво и демонстративно, с широкой улыбкой без передних зубов – молочные выпали, коренные еще не появились. Так, как и должно быть в шесть лет.

      – Привет, Вадим!

      Она всегда начинала общение с этой фразы.

      – Привет, Лизонька. Где пропадала?

      Девочка опустила руки, завела их за спину и начала раскачиваться взад-вперёд, задрав голову в потолок. Что там было интересного, я никак не мог понять. Она же часто так делала, будто искала ответы. Тоже вполне в духе маленьких девочек. В очередной раз найдя нужный, опять широко улыбнулась и выпалила: – Мне делали про-це-ду-ры.

      Это сложное слово для шестилетней озорницы, но она честно его запомнила и воспроизвела. Потом плюхнулась на соседнее кресло и начала водить пальцем по подлокотнику, выводя на гладком дерматине одной ей известный рисунок.

      – А тебе их делают?

      Всё-таки пока избегает сложных слов. Я покачал головой.

      – Нет. Пока просто лежу. За мной наблюдают.

      Она сделала удивлённое лицо, пожала плечами.

      – Я думала, здесь всем делают. Мне они не нравятся.

      – Мне тоже. Но так положено, мы ведь в больнице.

      Она оторвалась от своего «рисования».

      – А сколько тебе лет?

      – Только недавно исполнилось