Во фронтовой «культбригаде». Юрий Любимов

приемы театра, расширять их, использовать всю практику мирового театра, его тысячелетний опыт, который, как океан, безмерен, безбрежен. Это же древнейшее искусство, которое имеет столько направлений, столько традиций: возьмите японский театр, китайский театр, театр древних – любой театр – мистериальный театр, эпический театр, политический театр Брехта, Пискатора и так далее. Театр Арто. Комедия дель арте.

      И все это было сведено к очень примитивному учебнику, основанному преимущественно только на психологической технике. Результаты получались разные, но, во всяком случае, резко упало мастерство актера. Ушли поиски формы, без которых искусство не может существовать. Искусство стало аморфно, бесформенно, однообразно, значит, перестали появляться произведения искусства. Потому что произведение искусства прежде всего отличает уникальность, неповторимость. И должна быть печать индивидуальности художника, а не клише, не тираж. В одном экземпляре настоящее искусство делается.

      Но иногда были интересные спектакли. Самый ближайший ученик Станиславского Кедров сделал до войны хорошие два спектакля. «Плоды просвещения» по новой методологии Станиславского – «метод физического действия». Все-таки Станиславский все время искал новые ходы.

      Его студия была от МХАТа независимая. Станиславский годами не приходил в свой театр. И действительно вроде их считают антиподами – Мейерхольда и Станиславского. Но Станиславский умел ценить талант. И когда театр Мейерхольда закрыли, единственный человек, который не испугался и взял его к себе в студию работать, это был Станиславский. И он сказал горькую фразу:

      – Во МХАТ я устроить вас не могу, я там сам почти не бываю, а вот к себе в студию могу.

      Хотя Станиславский ведь очень боялся… Недаром про него этот полуанекдот, а в общем, это правда: как только актеры начинали вести очень откровенные разговоры на репетиции, он немедленно их прекращал:

      – Немедленно прекратите, иначе нас всех отвезут в ГУМ.

      Он путал ГПУ с ГУМом – с универмагом. Он был так оторван, что путал эти понятия, он жил в особняке: театр – особняк. Его не трогали, но и он с ними не связывался.

      Один раз Сталин вызвал Станиславского в ложу к себе. Станиславский с перепугу сказал:

      – Алексеев, – свою настоящую фамилию.

      Тот на него посмотрел и сказал:

      – Джугашвили.

      Черный юмор.

      После этого Сталин сказал:

      – Скучно у вас…

      Вся свита стала говорить:

      – Как же вы ставите? Скучно… Вы подумайте.

      Сталин подождал, потом сказал:

      – …в антракте.

      И все стали: га-га-га! – и поздравлять (попугаи в своем кругу).

* * *

      Умер Станиславский, и тут же был арестован Мейерхольд. И Мейерхольд сидел на Лубянке, в тюрьме, когда шел парад на Красной площади, и дети побежали через всю площадь вождям цветы дарить – это придумал Мейерхольд. Но никто об этом Сталину не сказал. Потому что если