Призрачная любовь. Екатерина Оленева

помнить.

      Я не мог сделать ничего подобного? Но факт остается фактом – сделал.

      Я? Или он?

      Скорее он, чем я. Я ведь был слишком пьян.

      Как нелепо, как неправильно судить других людей! Но как часто мы любим заниматься именно этим. Охаиваем других в гордой уверенности, что с нами, любимыми, подобного произойти не сможет.

      «Только не со мной! Я-то не могу быть столь глупым, жадным, порочным», – как часто мы думаем именно так?

      И как часто ошибаемся! Можем.

      Я, по крайней мере, точно могу.

      Меня ужасает даже не случившиеся, а то, как внезапно и в тоже время вполне естественно все произошло.

      Я не педераст. Никогда им не был. Даже склонностей подобных за собой не замечал. Просто был слишком пьян для того, чтобы соображать. Вообще что-то соображать. И все.

      В комнате тикают часы. Отвратительно долбит в уши ход их механических колес, маятников, или что там ещё есть в этих часах?

      Может быть, не стоит все обострять?

      Откуда мы знаем, что происходит у других, за закрытыми дверями и высокими стенами?

      С другой стороны, какое мне дело до других? Самое страшное именно то, что нельзя уйти от себя. Нельзя притвориться перед собой другим человеком.

      Я окончательно потерялся.

      Я не знаю, что мне с собой делать.

      Каждый мой новый шаг хуже предыдущего.

      Скатываюсь в бездну, в хаос. Понимаю это, переживаю, но продолжаю делать за шагом шаг вниз.

      Моя душа похожа на какую-то разлаженную систему, в которой надрывно визжит сигнализация и мигают разноцветные сигнальные лампочки.

      Я хотел бы уехать отсюда. Далеко.

      Туда, где много зелёной травы. Где прохладные тени. Где медленно журчит река.

      Там толстый жёлтый шмель сонно и грозно перелетает с цветка на цветок. Там надо всем раскинулось чистое яркое небо, такое голубое, что от него кружится голова.

      Проклятые часы!

      Их стук действует мне на нервы.

      21 февраля

      Глупо устроено животное под названием человек.

      Я схожу с ума от одной мысли, что могу потерять моего запыленного ангелочка и одновременно сам готов добровольно отказаться от неё.

      Она смотрит на меня, как на сумасшедшего. Скорее уж она сбежит, чем попросит жениться.

      Она для меня слишком хорошая. Почему меня сводит с ума её положительность?

      Я думал, что полюбил её. Я уверен, что я её ненавижу. И боюсь признаться в этом самому себе. Как будто она сейчас заглянет мне через плечо.

      Что бы она сказала, чтобы бы сделала, если бы поняла истинную природу моих чувств к ней? И какова она, эта чертова природа?

      Временами мне хочется ударить её, сделать больно. Закатить хорошую оплеуху.

      Почему я её ненавижу?

      Почему не оставлю?

      Это как больной зуб: трогать невыносимо; не трогать не получается.

      Я пресытился ею. Она мне надоела. Её костлявая фигура мне омерзительна.

      Потом понимаю, что ненавижу не её. Я ненавижу себя.

      Я не могу Ленку бросить. Не могу Наташку бросить. Не могу перестать таскаться к