Cella. Валерия Сергеевна Шкондина

он зевает, женщина кашляет, не может остановиться, она то отдаляется, то приближается, то вовсе исчезает, но кашель никуда не пропадает, и мальчик плачет…

      – Помогите! Папа!

      Мальчик захлёбывается слезами, и женщина тоже, но только из-за приступа, она не может вдохнуть, и всё вокруг становится темнее, пока не остается только плач и хрип. Мальчик не знает, что делать, он хочет вскочить, но огромные руки вдруг вылезают из-за кровати и держат его, держат, пока он смотрит на хрипящую женщину; он не может пошевелиться.

      Сиплый вздох, и он резко просыпается. Снова кошмары. Вокруг пахнет лекарствами.

      В тёмном отсеке спорили двое мужчин: один – высокий и худой, другого же почти не было видно, только очертания макушки – этот человек был ниже первого. Тот, что повыше, отчаянно доказывал что-то второму:

      – Послушайте же! Такая катастрофа не должна быть пропущена, мы не должны закрывать на неё глаза! Им надо помочь, ясно вам? Ради этого мы тут и сидим, а не просто штаны просиживаем! Послушайте, там же даже дышать уже нельзя без масок, только для городов ещё вырабатывается кислород, а вне – всё мертво; даже моря уже пусты… так дальше нельзя!

      Второй слушал его, подбоченясь; он выглядел непоколебимым, но в то же время – раздражённым, однако он стоял и молча слушал, как высокий захлёбывается в собственных словах, как будто ждал, пока тот выговорится.

      – Артур, – наконец сказал он, и высокий тут же затих. – Вы же не думаете, что я пойду у вас на поводу?

      Артур выглядел ошеломлённым.

      – Что? Но вы же не думаете, вы же не…

      – Что я не? Я верю вам, можете не переживать. Но, – жёстко заметил он, – делать я ничего не собираюсь. Это всё – для нашего же блага, мы можем потерять наших лучших учёных. Я не собираюсь подвергать моих людей такому риску.

      – Вы что, решили здесь штаны просиживать? – зло проговорил высокий. – Вы просто трусливый…

      Тут Артур замахнулся, не выдержав, и это стало для него роковой ошибкой: что-то там, в отсеке, в темноте, прожужжало, и высокий мужчина, как подкошенный, свалился на пол.

      Второй молча посмотрел на него; в дверях отсека, кажется, вдруг движение – он повернулся туда, но тень уже исчезла.

      Марко выскочил из-за угла, и, прежде чем робот успел поднять руку с лазером, замахнулся и ударил в ногу. Робот упал, и парень, отойдя на пару шагов, махнул кому-то головой.

      – Он твой, – сказал он. – Значок можешь выкинуть потом где-нибудь.

      В темноте кладовки явно кто-то находился, и этот кто-то сказал скрипучим, ломким голосом:

      – Хозяин, вы уверены? Почему бы просто не забрать пару банок?

      Марко мотнул головой снова: вышло инстинктивно. А потом сказал:

      – Если условия искусственные, то и решение проблемы тоже не будет настоящим. Нужно играть по их правилам.

      По небу тянется ленивый, тонкий шлейф из дыма, будто кто-то проводит пальцем по мыльному стеклу, выводя белые причудливые узоры. Длинная череда высоких домов – тоже будто шлейф, только здесь эти неровности и изгибы, обломанные края балконов и огромные дыры в крышах – дело рук времени. Нет, даже не так. Не только времени, он бы сказал. Эти дома сейчас выглядели бы куда лучше, если бы не одно «но» – люди.

      Нет, это звучит смешно, он знает. Но земляне теперь вообще не способны возводить что-то подобное, не говоря уже о починке: их работа за пару сотен лет свелась к простому укради-съешь-убей. Почти всегда в таком порядке.

      Не важно, из какого века тот, кто читает это, из двадцать третьего или пятидесятого, если к тому времени земляне не вымрут, а целльцы не сбегут в глубины космоса. У вас уже вопросы, верно? Тогда, пожалуй… нет, обо всём по порядку: и сначала ему нужно пережить этот день.

      Перси сегодня снова проснулся от кошмаров.

      Он осторожно юркнул между рядами домов и спрятался в небольшом проулке, за коробкой с чем-то грязным и старым, похожим на тряпки на выброс. Нужно поторапливаться – наверняка там уже большая толпа. Нос забивал смрад улиц – помои и приторно-солёный запах рыбы, рыбы, которой здесь никогда не было и не будет – просто однажды мама сказала, что этот запах похож на рыбу, и Перси запомнил. Этот запах въелся в камни дороги, в пыль и, кажется, наполнял всю Питу – но всё равно был ужасно противным.

      Перси двинулся вдоль проулка, стараясь не наступать на грязные лужи машинного масла, и, оглянувшись пару раз, ускорился: быстро, неслышно скользнул через одну улицу, вдоль другой, и вот он уже – в нужном квартале. Думаете, это напоминает охоту? Рынок – и есть самая настоящая охота. Не такая, правда, как была раньше, в лесах и всё такое, леса здесь давно нет, да и Перси не верит, что когда-то был.

      Только вот на охоте всё же не шумят. Хотя, если из средств устрашения у тебя только грозный рык, то шуметь приходится, только вот ни Перси, ни остальных сейчас этим не взять. Хотя вряд ли «остальные» считают себя охотниками.

      Перси поднял голову вверх и вдруг почувствовал какой-то азарт. Даже не так: готовность действовать. У него никогда не захватывало