Рокировка. Алексей Суконкин

еще на закупку гашиша. Завтра должны подъехать из Покровки и привезти на пробу немного, – удивил Иван своего начальника.

      – Когда ты успеваешь? – усмехнулся, удивленно, Вадим.

      – Само так получилось. Не смог удержаться.

      – Ясно…

      – Я свободен? – с надеждой в голосе спросил Иван.

      – Иди, отсыпайся. Завтра много дел предстоит сделать.

      Заскочив в магазин, и набрав немного еды и бутылку вина, Иван поднялся к себе домой. После ухода жены он жил один. Вино пошло хорошо, и Иван не заметил, как выпил полбутылки. Ему было тридцать три, казалось бы, расцвет сил, возраст Христа. Но вот ушла с дочкой жена, не выдержав ритма его работы, сам он начал попивать в одиночку…

      Где же всему край? Где в этой жизни счастье?

      Вся жизнь у него протекала в работе. Как большинство настоящих оперов он и жил-то, можно сказать, только работой. Он не спал ночами, не ел сутками, не вылезал из грязи человеческих отношений неделями, но чувствовал себя здесь гораздо нужнее, чем в семье. Сам он этого объяснить толково не мог. Озабоченная близким разрывом отношений супруга как-то повела его к психологу, который посоветовал поменять цели в жизни. Но как поменять эти цели, если Иван жил этими погонями, засадами, схватками, сбором улик и доказательств, стравливанием преступных группировок между собой, внедрением в преступную среду под видом знатного урки, оперативным сопровождением дел до самого суда. Если он получал удовольствие, когда преступный авторитет Самурай, державший в страхе всех коммерсантов города, получал длительный срок за доказанные убийства, когда прикрываемый высшими чинами городской милиции сбытчик наркоты Валет садился надолго за решетку, или когда под забором от рук своих корешей заканчивал свои веселые, но никчемные для общества дни преступный авторитет Саня Лось…

      Вот и ушла супруга в надежде хоть так повлиять на жизнь…

      Кто её осудит? По-своему она все же права. Жизнь-то идет. Только вот с кем её делить? С кем потом вспоминать свою былую молодость?

      Иван просто не верил, что доживет до старости. Он лучше многих в этой жизни знал, как хрупка человеческая жизнь и как легко любой без исключения человек, может с ней расстаться. А еще при такой работе… в большой игре…

      Какая жена выдержит это? Какая жена поймет, что опер живет не для семьи? Кто поверит, что опер живет для результата, для торжества справедливости и законности…

      Шилов поднял трубку телефона, и набрал номер тещи, где сейчас жила его супруга:

      – Лена здравствуй, это я… прости меня, и давай ты вернешься…

      В пивной почти сразу подсел парнишка:

      – Не возражаешь?

      Иван поднял на него глаза:

      – Да уж сел.

      Парень был явно приблатненный, из тех, мозги которых сильно забитый воровской романтикой.

      – Ты Иван?

      – Я, – кивнул Иван. – А ты от Саньки?

      – Да, от Саньки. Шишкарь мое погоняло. Имя говорить не буду…

      – Как хочешь…

      – Подстраховаться хочу. Я же тебя еще не знаю…

      – Страхуйся…

      – Бабки есть? – спросил Шишкарь.

      – На дозу?

      – Да.

      Иван