Взгляд сквозь пальцы. Елена Арифуллина

. Стараясь дышать неглубоко, я обогнула его и только поставила ногу на ступеньку, как из груды выстрелила грязная рука и цепко ухватила меня за щиколотку.

      – На! – тявкнул металлический бесполый голос.

      Ощущение было такое, словно я попала в капкан. Задыхаясь от вони и чувствуя, как к горлу подкатывает комок, я рванулась так, что вся груда засаленного тряпья поехала за мной. Хватка мгновенно ослабла, я вырвалась, через две ступеньки взлетела на этаж выше и выдохнула, только когда захлопнула за собой железную дверь.

      Первым делом я бросилась в ванную и старательно оттерла щиколотку спиртом, потом долго стояла под душем. Казалось, едкая вонь пропитала кожу, въелась в волосы. А противная внутренняя дрожь отпустила только после двух чашек чая с лимоном, куда я щедро плеснула коньяка.

      По коридору процокали когти, и Макс явил мне улыбающуюся заспанную морду.

      – Дрыхнешь, дармоед, – сказала я, стараясь выразить голосом начальственное недовольство. – Хозяйку тут черт знает кто за ноги хватает, а ты хоть бы гавкнул.

      Но умудренную жизненным опытом таксу на бобах не проведешь. Макс завалился на спину и подставил мне пузо. Когда я попыталась не отреагировать, он заколотил по полу хвостом и звучно чихнул от поднявшейся пыли. Угрызения совести (вторую неделю полы не мыты!) растаяли от собачьей улыбки, и я взялась чесать подставленное пузо, приговаривая: «Вот за что его любят?»

      И тут меня осенила мысль: Дашка! Через час она должна прийти из школы, а этот… все еще тут? Может быть, ушел? Я сунула ключи в карман махрового халата, поправила полотенце на голове и вышла на лестничную площадку.

      Как всегда, я выдавала желаемое за действительное. «Этот» все еще был тут. Мало того, он лежал все в той же позе, и рука так же торчала из лохмотьев.

      Ощущая, как в желудке наливается холодом тяжелый ком, я положила в карман мобильник и перцовый баллончик, натянула хирургические перчатки и оставила дверь приоткрытой, чтобы успеть захлопнуть ее за собой, если что.

      Если – что?

      Пульса на тощем грязном запястье не было. И на сонной артерии тоже. И зрачки уже расширились, поглотив почти всю темно-коричневую радужку.

      Все.

      Грязное смуглое лицо, широкие скулы, глаза с эпикантусом. Кореец, узбек, китаец? Какая разница. Человек… был.

      Я поднялась домой, набрала 03, услышала знакомый прокуренный голос диспетчера и сказала:

      – Валя, это Ольга Андреевна. Пришлите труповозку. Бомж, у меня в подъезде. Нет, сейчас. Дочка должна из школы прийти.

      – Пипец… – меланхолично резюмировала Валя и отключилась.

      Труповозка подъехала неожиданно быстро. Фельдшер Михаил Васильевич сноровисто проверил отсутствие признаков жизни и махнул санитарам. Зататуированный Славик, которого я полгода назад выводила из белой горячки, и кто-то новенький – коренастый, с тяжелым неподвижным взглядом – стали разворачивать древние брезентовые носилки.

      – Может, чаю, Михаил Васильевич? – сказала я. – И писать у меня за столом удобнее.

      – Нет, Андреевна, спасибо, – хмыкнул фельдшер. – Доктор Вернер приедет, шепнут ему, что я тут у вас чаи гонял, и что? Заревнует и пришибет!

      Ах ты старый пень! Мышиный жеребчик хренов! Охота тебе лишний раз намекать на мое соломенное вдовство и забывать о субординации! Такие вещи спускать нельзя.

      – Пришибет, – медовым голосом согласилась я. – И как же мы без вас, Михаил Васильевич? На кого нас покинете? На всех этих, без году неделя, прошлого года выпуска, что в вену с третьего раза попадают? А с вами как за каменной стеной. Так что чая не будет.

      Васильич слегка притух. Он-то, конечно, имел в виду, что муж пришибет меня. Но представил себе другой вариант развития событий и поскучнел.

      Со двора засигналила труповозка. Славик и новенький уже засунули носилки внутрь, перекурили и не желали ждать, пока шеф изощряется в остроумии.

      – Спасибо, что быстро приехали, Михаил Васильевич. А то жара какая стоит… – закрепила победу я.

      – Да, достала, блин, жара, – ответствовал Васильич и ссыпался вниз, в догорающее пекло сентябрьского дня, к раздраженно сигналящей труповозке.

      Когда я выглянула в окно, пятно тени от старой акации уже накрыло скамейку с развалившимся под ней рыжим котом, а в арке дома напротив показались две фигурки: одна в клетчатой юбке с красным ранцем, другая в синих шортах и тельняшке, с кислотно-оранжевой обезьяной Анфисой под мышкой.

      И что Катька нашла в этой уродине? Нет же, вцепилась как клещ. Пришлось купить. И теперь она спит с ней, ходит с ней в садик и вообще редко выпускает из рук… Симптоматика настораживает…

      А Дашка молодец, забрала сестру из садика без напоминаний. И по дороге вроде не поцапались.

      Раскатилась двухтактная дрель звонка, заглушенная басистым лаем Макса.

      – Ты что, ключи забыла? Катька, Анфису надо постирать. Макс, место! Плохая собака! Гавкучий пес!

      Как об стенку горох. Две пары ног и две пары лап пронеслись по коридору,