Инферно. Роман-пасквиль. Станислав Шуляк

голосом хормейстера Фряликова, бесцеремонным голосом хормейстера Фряликова, эксцентрическим голосом хормейстера.

      – Я сегодня получил гонорар в «Звезде»… за повесть. Нет, получу сегодня. Прямо сейчас получу.

      – Павлик, зачем ты так выражаешься?

      – Я сказал – получу… гонорар… в «Звезде», – раздельно и с досадою говорил старый писатель. – Что же здесь плохого?

      – Да-да, – сказал Фряликов. – Я понял. Ты сегодня получишь гонорар.

      – Получу, – подтвердил Сумароков.

      – Получишь, – повторил Фряликов. – Но ты злишься.

      – Получу.

      «Сволочь, – подумал Фряликов. – Он гонорары получает».

      – И поэтому я требую! Я настаиваю! – выкрикнул писатель. – Чтоб мы с тобой встретились и сегодня же навсегда закрыли этот вопрос.

      – Я согласен, – кротко сказал Фряликов. – Лишь бы ты так не сердился, Павлик.

      – А вот уж это позволь решать мне самому, – сказал писатель Сумароков.

      Фряликов ещё раз осторожно потёр ладонью в паху, будто бы хотел убедиться, что там всё в порядке, и спросил тревожно:

      – Где встречаемся?

      – Там, где я у тебя взял, там и верну, – торжествующе говорил Сумароков. – Не забыл, надеюсь?

      – Помню, – сказал Фряликов.

      Фряликов не помнил, на самом деле; поначалу ему казалось, что помнит, но потом он понял, что нет. Сумароков брал у него деньги несколько раз, и всегда это было в разных местах, брал довольно непринуждённо, походя, а где, когда и сколько – этого Фряликов теперь ни за что не мог бы припомнить. Но признаться в своей забывчивости – значит, повод подать к новым злоупотреблениям.

      – Вот тогда и выходи сейчас, – сказал ещё писатель.

      Оба раздражённо бросили трубки. Сумароков ещё клокотал и раздувал ноздри.

      «А что, если я и вправду „Вертера“? – бормотал он. – А этот меня перебил! Пропадёт, пропадёт наша литература! Точно пропадёт! Великая наша литература! Совсем пропадёт! Ну и хер с ней, пусть пропадает!» – решительно сказал себе Сумароков.

      По правде сказать, «Вертера» никакого Сумароков не писал; компьютер на столе у него был включён, но вовсе не для «Вертера». Да и при чём здесь «Вертер»? «Вертер» давно написан. На столе лежала книжка какого-то малоизвестного португалишки или макаронника, что ли, и Сумароков списывал из неё одну фразу. Макаронника этого никто никогда не читал, и ни за что не додумаются, что он, Сумароков, списал эту фразу. А если что – можно там какие-нибудь слова переставить, тогда уж точно не догадаются. Все слова давно известны, писатель создаёт лишь их новый порядок. «Смерть была прилично одетая дама средних лет с выражением лица таким, как будто она, добродетельная женщина, в субботу утром выбралась на скачки вместе со своим молодым любовником», – была фраза. И она нравилась Сумарокову, фраза была ловкой и немного лукавой, или даже – от лукавого; и вот почему только её придумал какой-то итальяшка или там португалишка, а не он, русский писатель Сумароков?! А ведь над нею корпел ещё какой-нибудь