Туманы Атоллы. Остров белокрылых кораблей. Морвейн Ветер

нее киано, эре маито… – нараспев произносит он.

      Сила разливается по телу. Взрывается маленькими искорками в голове. Растекается горячими потоками по рукам. Тело поёт, откликаясь на её зов. Сила ласкает его, а он в ответ оглаживает её лёгкими касаниями пальцев.

      Кому-то, чтобы призвать магию, нужно говорить слова. Кто-то использует танец или жест. Таусу Кхорну не нужно ничего. Он лишь закрывает глаза и ныряет в сладостный поток. Всё остальное – заклятья, знаки и прочая ерунда – лишь способ выразить своё почтение Ей. Великой Тьме.

      В одно мгновение деревья, небо, тени мостов и замков вдалеке – всё обретает цвет, всё становится настоящим и живым. И если бы Таусу сказали, что он лишится возможности видеть этот мир навсегда – он бы ответил, что лучше умереть.

      Резким движением чародей выбрасывает руки вперёд. Поток пламени срывается с кончиков пальцев – улетает далеко-далеко. С холма, на котором стоят они вдвоём, огненные струи уносятся вперёд, в долину над рекой, завесой пламени накрывают форт ведьмаков.

      Человечки – маленькие и перепуганные, даром что разодетые в туники с гербами, мечутся вдалеке, пытаясь потушить пожар. Кто-то уже бежит к башням, кто-то разворачивает катапульты… Таус не пытается сдержать хохот, рвущийся на волю.

      – Так легко! – выкрикивает он. Голос мага перекрывает шелест пламени и вопли перепуганных людей.

      – Запомни это чувство, – наставник опускает руку ему на плечо, – пока оно с тобой – ты непобедим.

      Эклери открыл глаза. Серый потолок над головой украшало желтоватое пятно. Где-то за окнами колокольня Девы Бурь отбивала восемь часов. Значит, нужно было вставать – магистр назначил встречу на девять часов.

      Эклери вздохнул. Ему не хотелось видеться с этим человеком – он не любил тех, кто представляет власть. Впрочем, не любил он и тех, кто выступает против неё. Иногда Эклери сам себе задавал вопрос: а ты любишь вообще кого-нибудь? Но ответить на него не мог.

      Он поднялся с кровати и босыми ступнями прошлёпал по холодному полу к окну. Человечки, маленькие и неживые, спешили по узкой улочке в обе стороны – лавочники шли на работу, ночные бабочки торопились домой.

      Двух и трёхэтажные домишки плотными рядами тянулись по обе стороны от проезжей части – такой, казалось, узкой, что два кэба, столкнувшись нос к носу, не смогут разъехаться между собой. Тусклые коричнево-серые фасады пестрели окнами, занавешенными выцветшими шторами. С подоконников кое-где свисали пожухлые цветы – они выглядели бурыми, несмотря на то, что дождь, накрапывавший с низкого серого неба, должен быть смыть с них обычную городскую пыль. Вода, стекая с крыш, делала крохотные палисадники похожими скорее на болотца, и словно камыши выглядывали из них прошлогодние стебли астр. Лужи соединялись в грустный ручей, текший по наклону улицы, и пройти, не замочив ноги, было практически невозможно.

      Эклери обхватил голову и стиснул виски, как будто бы это усилие могло заставить мир кругом обрести смысл и цвет – но нет. Человечки оставались такими же далёкими в своих потускневших, выгоревших на солнце и застиранных до дыр одеждах.

      Иногда, когда Эклери только лишь просыпался, его посещала пугающая мысль, что он застрял в какой-то временной петле. Что время движется по кругу, и каждый новый день – лишь повторение дня вчерашнего, а все остальные попросту скрывают это от него.

      – Мда… – пробормотал он. И со вздохом потянулся к серому балахону, который служил ему ежедневной одеждой. Эклери давно уже не носил чёрных цветов, которые предписывал магам закон. Он мог бы и вовсе не носить мантии, всё равно никто не заметил бы его среди других таких же серых теней. Но Эклери плохо представлял, кем он станет тогда – без этой последней памяти, напоминавшей ему о волшебстве.

      Затянув шнурок плаща на горле, он натянул на голову капюшон и, прикрыв за собой дверь, стал спускаться вниз – по возможности стараясь не попадаться никому на глаза. Эклери ни с кем не хотел говорить. Но, как всегда, когда ты чего-то избегаешь, Судьба или Владыка Небес – что, в сущности, одно – делает всё наоборот.

      Выбравшись на мостовую и почти что уже остановив кэб, он столкнулся с живущим в соседнем доме стражником-ведьмаком. Опознать такого было легко – у всех, кто ещё был жив, пылали красным глаза.

      – Мало вас жгли?! – поинтересовался тот, пытаясь залезть в кэб вереди него. – Вы ещё путаться будете под ногами у честных людей?

      Эклери поколебался – отвечать или нет – но решил промолчать, потому что ведьмак явно был голодный, невыспавшийся и злой, а спорить с такими никакого смысла нет. Он позволил тому занять подъехавший кэб и стал ждать, когда в конце улицы покажется другой.

      Настроение упало совсем, и Эклери обернулся на домик, в котором обитал – раздумывая, не вернуться ли назад. В его окнах, темневших на втором этаже, было так пусто и темно, что, представив себе день, проведённый в четырёх стенах, Эклери решительно поднял руку и задержал как раз показавшийся из-за угла кэб.

      – В магистрат, – распорядился он. Кэб тронулся, а Эклери обхватил руками плечи и попытался вернуться в прерванный звоном