Грань безумия. Олег Дивов

Из-за кустов доносились отвратительные звуки – это испражнялся Керя. Экс-проректор Коммунистического университета трудящихся Востока бочком подошел к котомке, развязал узел и сказал, заглядывая внутрь:

      – Точно, сало. И котелок. Надо в самом деле костер развести, попить горячего.

* * *

      Горячий несладкий чай с хлебом, колбасой и горбушей согрел Таганцева. Остальные тоже приободрились, передавая по кругу котелок. Даже мрачный кулак отдувался и говорил:

      – Чаю выпить – самое то. Помню, у нас в деревне если сядем чаевничать, то, бывалоча…

      – Что дальше будем делать, а? – перебил его Керя. Он с чмоканьем обсасывал рыбий хвост. – Поселок нам на хрен не нужен.

      – Тут вблизи больше ничего и нет, – сказал Граве. Его тонкое интеллигентное лицо хмурилось, комкор что-то напряженно обдумывал. – Но поселок маленький, там все друг друга знают, новые лица сразу привлекут внимание… тем более такие…

      – Надо к большому городу идти, – заключил уголовник. – Поселок обойдем, заодно и определимся, куда дальше хрять.

      – Согласен, – кивнул Граве.

      Одностволку убитого мужичка, к которой имелось семь патронов, отдали Зоту Ивлеву.

      – Тебе небось обрез привычнее, – пошутил Керя. Кулак не обратил внимания, со знанием дела проверил ружье и повесил на плечо, сказавши:

      – Говно, а не оружье.

      Ярко светило солнце. Идти было по-прежнему тяжеловато, снег – глубокий, а к Таганцеву прицепился Костя Жданов.

      – Как вы думаете, они правильно этого человека убили? – спрашивал он, то и дело чуть не падая и хватаясь за рукав Таганцева.

      – Наверное, правильно.

      – А вы за что отбываете?

      Ишь, подумал Таганцев, не сидите или мотаете, а отбываете.

      – Да примерно за что и ты. Контрреволюционная организация.

      – Зря я тогда Даньку Грушина послушал, – виновато сказал мальчик Костя. – Приходи, говорит, это интересно, тайное общество… Если бы вместо этого в кино пошел, ничего бы не было. И мама бы не плакала. В кино как раз «Гибель сенсации» шла, про восстание механизмов…

      Костя тяжело вздохнул и пожаловался:

      – Наверное, зря я сбежал. Но теперь поздно уже.

      Таганцев промолчал в ответ.

      Настроение у него было паршивое. Солнышко, более-менее полный желудок, горячий чай – ничто не радовало. К тому же вокруг было слишком тихо. За время, проведенное в лагере, Таганцев уже хорошо знал звуки леса, и сейчас их было слишком мало. Живности вокруг тоже не наблюдалось, а главное – следов на снегу.

      Со своими мудрыми наблюдениями Таганцев ни к кому не полез: еще высмеяли бы, тоже мне, дескать, Джульбарс нашелся. Он вообще старался молчать. Молча шел, выслушивая грустные воспоминания и сетования Кости Жданова, молча съел свою долю рыбных консервов на обеденном привале. Но после того как они перевалили сопку и небо начало угрожающе темнеть, Таганцев первым заметил дом и окликнул идущего первым Граве:

      – Артур Манфредович!

      Граве, таранивший снег с низко опущенной головой, остановился и обернулся.

      – Артур