Ренегат. Павел Корнев

Дюжина за талер. Или вот, посмотрите, эти будут подороже. К ним удачливый мастер руку приложил, поэтому десять крейцеров за штуку. Есть и штучный товар для ценителей…

      Некоторые умельцы вкладывали в изделия частичку собственной души: напитанная эфиром одежда служила дольше, обувь не натирала мозолей, клинки меньше тупились, а болты летели дальше и точнее. Но мы ценителями не были, взяли полдюжины обычных.

      У мастерской башмачника я замедлил шаг, потом решил, что старые туфли еще прослужат не меньше года, и отправился дальше. И почти сразу у Хорхе вырвался обреченный вздох.

      – Чистое разорение… – простонал слуга, заметив лавку братства святого Луки.

      Старый прохвост знал меня как облупленного, но на этот раз волновался он напрасно. Я лишь сжал в руке четки и покачал головой:

      – Как-нибудь в другой раз.

      Путь нам предстоял неблизкий, и сорить деньгами не стоило. Меньше всего мне хотелось спать на соломе в общих залах и трястись на попутных телегах. Да еще придется наверстывать потерянный день, а это тоже деньги – серебряные кругляши с гербами вольных городов и гордыми ликами монарших особ. За скорость и комфорт придется доплатить.

      – Слава тебе, Вседержитель! – воздел руки к небу Кован, поймал мой неодобрительный взгляд и сразу перестал юродствовать. И даже попытался спрятать довольную улыбку, пусть и безуспешно.

      – Идем! – позвал я слугу. – И брось скалиться, не то передумаю и загляну к добрым братьям!

      Угроза подействовала, Хорхе цокнул языком, посильнее натянул капюшон и поспешил вслед за мной.

      На въезде в город просил подаяние одетый в рубище монах, я кинул в его кружку пфенниг и заработал очередной недовольный взгляд слуги.

      – Вот еще, кормить бездельников… – пробурчал Кован себе под нос с таким видом, будто медяк вынули из его собственного кармана.

      Я пропустил ворчание слуги мимо ушей. Несмотря ни на что, настроение было приподнятым. Только теперь пришло понимание, что в очередной раз умудрился обмануть смерть. А мог ведь и остаться на обочине лесной дороги или того хуже – истечь кровью на жертвенной плите.

      «По ногам! Сам в круг ляжешь!»

      Окрик кучера пробежался по спине колючими мурашками, и я заставил себя выкинуть его из головы. Бывало и хуже. Много хуже.

      Пока шли до почтовой станции, низкие облака разродились мокрым снегом, на постоялый двор вернулись облепленными им с головы до ног, промокшими и озябшими.

      – Ну и погодку послал Вседержитель! – всплеснул руками хозяин.

      Я наставил на него указательный палец и грозно произнес:

      – Не поминай всуе имени божьего!

      Лысого живчика аж перекосило.

      Мы прошли в комнату, Хорхе подкинул в очаг пару поленьев и рассмеялся:

      – Еще немного, и он сам нам приплатит, лишь бы съехали!

      – Ты недооцениваешь человеческую жадность и переоцениваешь глупость, – ответил я, стягивая сапоги и кидая