Красный цветок. Екатерина Оленева

помню, – закончил он, глядя на меня с усмешкой. – Ну так попробуй и определись ещё раз. Только на этот раз постарайся не забыть.

      Миндальное пирожное показалось мне вкусным. Наверное, всё-таки, сладкое я люблю.

      Смахнув с пальцев крошки, я перехватила задумчивый, внимательный взгляд Миарона.

      – Когда ты придумывал мне имя, ты говори «в моем Клане»? Почему клане? Почему не в семье?

      – Потому что я метаморф. Таких, как я, у вас, людей, называют оборотнями. А оборотни живут кланами.

      Я прислушалась к тишине в моей голове. Полученная информация ни о чем мне не говорила.

      – И что это значит – быть оборотнем? Это значит уметь отращивать длинные когти, как те, которыми ты убил, когда защищал меня?

      – Большинство людей считают таких, как я, чудовищами. Люди боятся зверя, который делит с нами душу напополам. Они боятся, что зверь в нашей душе окажется сильнее человека.

      – А ты чудовище?

      Он ухмыльнулся:

      – Да. Чудовище. Но не потому, что зверь контролирует меня. А потому, что я добровольно служу своему зверю. Ты хоть понимаешь, о чём я тебе говорю, милая?

      Я старалась слушать его очень внимательно. Мне нравился его голос. Но значение слов от меня ускользало.

      Миарон снова приблизился на расстояние вытянутой руки, опускаясь рядом со мной на одно колено, склоняясь ровно настолько чтобы наши глаза были на одном уровне. Рот оборотня напоминал запекшуюся рану, губы выглядели вызывающе алыми, будто он только что напился горячей человеческой крови. От него веяло магнетически-притягательным теплом.

      – Чудовищем люди называют ненасытных монстров, – его ладонь коснулась моих волос, мягко скользя по ним. – Монстров, чей голод так трудно бывает утолить…

      Я почувствовала, как вторая его ладонь ложится в основании шеи, как алые губы почти касаются моего уха.

      – Чьи аппетиты и амбиции непомерны, чей разум не признаёт ни запретов, ни ограничений в поисках жертвы для новых удовольствий.

      Я дёрнулась, почувствовав горячее прикосновение его зубов, царапающую кожу на моём горле, в том самом месте где, казалось, как раз и билось сейчас сердце.

      – Не надо! – испуганно вскрикнула я, отшатываясь.

      Он послушался, отодвинулся почти сразу же.

      Прикоснувшись к шее я с удивлением поняла, что она кровоточит. На ладони остался противны липкий след.

      – Зачем? Зачем ты это сделал? Решил перекусить? – попыталась пошутить я.

      – Считаешь такой исход маловероятным? – он вальяжно раскинулся в трёх шагах, глядя на меня исподлобья и как нельзя больше напоминая сейчас пантеру, терпеливо выслеживающую жертву.

      Поза его была подчеркнуто расслабленной, а взгляд тяжёлым.

      – Ты людоед?

      Он рассмеялся:

      – Тебя очень испугает, если я скажу, что знаю, каково на вкус человеческое мясо?

      – Да.

      – Тогда я не стану распространяться на эту тему. Кстати об аппетите? Съесть ведь можно по-разному, моя милая. Самые примитивные из чудовищ пожирают тела. Те,