Птица в клетке. Робин Роу

мама мрачно заявляет:

      – Клянусь, Адам, если на следующей неделе он ее не выгонит, я не буду смотреть шоу.

      Мы оба знаем, что это пустая угроза.

      Мама выключает телевизор и достает из-под кофейного столика «четыре в ряд». Пока играем, она спрашивает, с кем я гулял.

      – С Чарли.

      – И как он?

      – По-прежнему.

      Мама неодобрительно хмыкает. Она знает Чарли с шестилетнего возраста, так что не может откровенно его не любить – для нее он навсегда останется ребенком, – но и в восторг от него не приходит. Она считает, он слишком мрачный. Я пытаюсь убедить ее, что в этом-то и заключается его изюминка.

      – А Эмеральд тоже с вами была? – Мама старается спросить невзначай, но переборщила.

      – Не-а. – Я роняю фишку на доску и улыбаюсь. – Четыре в ряд.

      – Как я прозевала?

      – Не знаю. – Я переворачиваю доску и высыпаю фишки на стол.

      Когда я снова выигрываю, мама начинает подозревать у себя ранний Альцгеймер.

      – Да откуда у тебя Альцгеймер, тебе же только тридцать семь! – говорю я.

      – Не напоминай.

      Это повод сказать:

      – Но выглядишь ты намного моложе.

      Разумеется, отчасти дело в том, что мама очень миниатюрная, лишь до плеча мне достает, но к чему упоминать об этом вслух?

      – Что-то явно не так. Я раньше никогда не проигрывала!

      – Может, я совершенствуюсь, не думала? Ты обыгрывала меня, когда мне было девять.

      – Ладно, ладно, Панки Брюстер. – Это мама намекает, что я бродяга, как главный персонаж ситкома восьмидесятых. Странное сравнение, как по мне. Я нашел сериал на ютубе. Панки, невзирая на своеобразное имя, милая маленькая девочка.

      Та же история с Руди Руттигером – так мама зовет меня, когда считает, что я грублю. Я посмотрел этот фильм про решительного мальчика-католика, который все-таки пробился в футбольную команду Университета Нотр-Дам, и заявил маме, что логичнее называть меня Руди, когда я преодолел все препятствия и добился успеха. Но на логику ей плевать.

      – Кроме того, – говорю я, – если у тебя деменция, как ты можешь помнить, что где лежит, будто у тебя фотографическая память?

      – Это все мамы умеют, – улыбается она. – Мы всегда знаем, куда наши дети засунули носки или учебники.

      – Все с тобой в порядке. Просто я обыграл тебя в «четыре в ряд».

      Она хмурится, но уже притворяется, а не по-настоящему сердится.

      – Харви с Мариссой сегодня опять сцепились, – рассказывает мама во время третьего раунда. В такие моменты она жалеет, что стала социальным работником. Ей приятнее, когда она может погасить стычку своих коллег. – Харви точно нужно походить к психологу.

      И я вспоминаю о нем.

      – Я сегодня видел Джулиана.

      Лицо мамы превращается в маску с жутковатой наигранной улыбкой. Так всегда происходит, когда она расстраивается, но старается не подать виду.

      – И как он?

      – Все так же.

      Такой же хрупкий для своего возраста, такой же взъерошенный, с теми же огромными