Брат, держи удар!. Владимир Колычев

гад, бумагу писать будем? – сдирая с него маску, орал он. – В последний раз спрашиваю, бумагу писать будем?..

      Никита замотал головой. У него уже не оставалось сил, чтобы говорить.

      – Ну ты меня достал! – сквозь зубы процедил мент.

      И с силой ударил его кулаком по лицу. Один раз, второй. Никита не мог оказать ему сопротивление. Руки пристегнуты к трубе батареи, ноги стянуты наручниками...

      А мент продолжал с остервенением бить его. Мощные удары сотрясали голову, где-то внутри что-то хрустнуло. Губы всмятку, носом хлынула кровь, все лицо покрылось кровавыми ссадинами и шишками.

      Сначала было больно. Затем боль притупилась. А коренастый все бил и бил.

      Остановился он, когда Никита потерял сознание.

      Его окатили холодной водой, Никита пришел в себя. Но глаз не открывал. И слышал, как переговариваются меж собой менты.

      – Идиот ты, Саша, идиот... Зачем ты морду ему разбил? Теперь знаешь, сколько шуму будет?

      – Будь спок, у меня на этот счет все готово!

      – Точно?

      – Обижаешь... Я сейчас этому козлу помойному еще и ливер отобью... Не расколется, на себя пусть пеняет... Эй, а ну давай, поднимайся, мурло!..

      Коренастый больно пнул его носком под ребро. Никита открыл глаза. Его резко подняли с пола. Усадили на табурет.

      – Жить хочешь? – пристально глядя ему в глаза, спросил высокий.

      – Хочу, – пошевелил опухшими губами Никита.

      Что правда, то правда. Жить ему хотелось.

      – Тогда пиши признание... Мы ведь уже далеко зашли. Терять нам нечего. Если не признаешься, мы тебя убьем. Инсценируем попытку к бегству и пристрелим... Еще раз повторяю, нам терять нечего...

      – Козлы!..

      И снова на Никиту обрушился град ударов.

      – Хватит! – остановил коренастого высокий.

      Избиения прекратились.

      – Не сломается... – будто откуда-то с высоты донесся до Никиты голос.

      – Ну и хрен с ним!..

      – Как бы нам за него не влетело...

      Знают, падлы, с кем связались.

      – Да не бзди ты. Я же сказал, все будет в порядке...

      Никиту подняли с пола. Поставили на ноги.

      – Зря ты героя из себя корчишь, – с упреком сказал коренастый. – Все равно тебя ничто не спасет. Пистолет твой, отпечатки твои. Жениху покойной ты угрожал... Ладно, пошел, утомил ты меня...

      Опер вызвал конвой. Никиту вывели из кабинета и повели в изолятор.

      Время позднее. Дежурной смене изолятора хотелось спать. А Никита своим появлением вторгся в тишину дремлющего царства. Потревоженный постовой тихо ругнулся себе под нос. И зазвенел ключами. Впустил в свой блок, отворил тяжелую железную дверь камеры.

      Но эта камера не та, которую он покинул. Никита попытался возмутиться. Но конвоиры бесцеремонно втолкнули его внутрь. Дверь тут же закрылась.

      Камера небольшая. Пять коек, одна свободная. Стол, лавка, умывальник, «очко». Между столом и дверью свободное пространство – пятачок площадью не больше пяти-шести квадратных метров.

      На шконках люди. Все спят. Вроде бы