Крылатое человекоподобное существо. История одной семьи. Александра Нюренберг

крылатое существо – правда, малюсенькое, ненамного больше человеческого. Они всегда в первые минуты розовато-коричневые в пятнышках, и эти хорошенькие гривки, низко растущие на шейках, тянут запустить в них пальцы со втянутыми предельно когтями. Как смешно они кричат, показывая острые, длиннее, чем у взрослых, клыки и стискивают крохотные кулаки с загнутыми, незатвердевшими коготками, мягкими, как лепестки.

      Потешнее всего этот липкий комок на спинке… его приходится разбирать повитухе.

      Бережно нежные и опытные пальцы расклеивают пахнущие цветами и шёрсткой складочки, пока малыш верещит, положенный брюшком на её ладонь. Изредка он так шипит и дергается, что не грех и похлопать его по маленькому хвосту… если он есть, которым он обвивает пальцы взрослых, когда не голоден.

      Наконец, два узеньких безвольных крыла разглажены и протёрты водою с солью. Повитуха обращается с ними, как чиновник с газетной вырезкой о своём повышении, и следит, чтобы малыш не заспал крылушки.

      Сказочки! Их рассказывают детишкам те, кому посчастливилось родиться с двумя лишними косточками возле лопаток. Надо же что-то ответить ребёнку, когда он задаёт важный вопрос – откуда он, собственно, взялся.

      А из меня б вышел отец, быть может, неплохой.

      Да, такая мыслишка мелькнула – и не в голове, как принято выражаться об этих неуловимых особах. Скорее, пролетела в поле бокового зрения, как невовремя вылупившаяся бабочка.

      Бабочка, и вправду, пролетела – крупная, сильная и сопровождавшая полёт едва приметным лишь для особо чувствительного уха звуком. На фотончик секунды она замерла над густо красным деревцем, всю зиму источающим сладостный винный дух увядания. Перепутала с запахом любимого угощения – ей бы на виноградники, быть может, там отыщет толику нектара.

      Он разглядел, что у бабочки пушистая холка, вроде львиной гривы, и загнутый спиралью хоботок. Разумеется, это бражник собственной персоной.

      И он принялся методично прокручивать в уме ту часть разговора, которая была самой важной.

      Вот несколько реплик из тех пяти минут разговора, который был мною опущен (не люблю лишнего, лишние слова всегда придают оттенок недоговоренности, но что поделаешь).

      – Итак, давай окончательно определим цель этой авантюры.

      – Прекрати ёрничать, я-то абсолютно серьёзна.

      – По-моему, это ты ёрничаешь, если успела за одно утро втянуть меня, этакого добродетельного, в грязное дело, нарушающее правила.

      – Я, – молвила она, наставляя на него кончик острого пальца, – так и знала. Сдрейфил?

      Было в ней что-то невыносимое… неудивительно, что многие её просто ненавидят, и даже слагаемые её прелести – холодный ум,

      неподражаемый здравый смысл и это тело – не могут помирить с ней многих и многих. Возможно, именно намёк на энтропию добавляет ей злого очарования.

      Он чуть устало проговорил, отчего голос его сделался