Крылатое человекоподобное существо. История одной семьи. Александра Нюренберг

в простой стакан, отличного винишки.

      Он подобрел и взглянул на сотрудника чуть ли не ласково.

      – Ну, не будем этих жутких красавчиков приглашать. Мы и сами ничего себе…

      Вихрастый засмеялся тугими чистыми щеками.

      Грохот прокатился за окном. Завибрировала лампочка, на которую спешно закатили глаза оба.

      – Обвал недалеко. – Пояснил разоблачённый знаток сказок, поглядев на старый шкаф, задрожавший так, словно стоял на полустанке.

      – А чего ты побледнел?

      – Думал, землетрус.

      – А.

      Вихрастый подошёл к шкафу и размахнулся. Удержал руку и приложил кулак к замку. Признался, подкупающе блеснув глазами:

      – И мне помстилось.

      Он вернулся, низко наклонился над чёрной головой и, приникнув губами к уху товарища, влажно зашептал:

      – Я тоже было задумался, а не… и с концами в нижний ящик. Авось, не спросят. А всё ж таки…

      Он выпрямился. Патриций потянулся к уху и сделал обтирающее движение, которого напарник его не приметил.

      – Читал я, друган, как-то про какой-то средний век. Это не твои сказки. Так там завсегда товарищи хорошо работу проводили. На совесть. Всякую нечисть, как мы с тобою, испытывали. Вредителей. Скот, понимаешь, заражали, мосты портили. Ну, и всякое такое, стыдно молвить. Ну, так вот, коль уж не было факта признания, то так и писали.

      Патриций кивнул.

      – Хорошо.

      Вихрастый покривил губы.

      – Только их, видать, не проверяли.

      – А с кем они проводили работу? С каким элементом?

      Тот улыбнулся.

      – С бабами, в основном. Вишь ты, слабый элемент тогда был – бабы.

      Патриций понимающе выдвинул челюсть.

      – Да… всякое бывает. А всё же… у нас баб не бывает.

      Вихрастый повёл плечом.

      – Жаль… тут есть, я бы провёл работу… имеются всякие слабые элементы. Вот знаю я… как мы вчерась копошились с тем, я припомнил. Дюже даже схоже: крепость этакая… но уж она бы покричала.

      – Почему?

      Тот недоумённо улыбнулся.

      – Баба всё ж.

      Он стукнул товарища по плечу.

      – А ты не морщись. Вижу, ты чистоплюй. Я дело ведаю. Будет какая зацепка…

      Он вздрогнул, припомнив, что это слово сегодня уже звучало.

      – Семейство этакое. – Твёрдо подытожил. – Указаний ещё не поступило.

      Он потёр затылок.

      – Может, ждут творческого подхода.

      Патриций широко раскрыл глаза, хотя до этого равнодушно смотрел на шкаф. По выцветшему смуглому лбу провели вертикальную черту. Он произнёс, как будто думая о другом:

      – Цезарю, полагаю, лучше знать. Сказано, не трогать. Сын, понимаешь, разве виноват…

      – И дочка тоже. – Подхватил вихрастый. – Н-да, дочечка. Ну, подождём.

      Он снова подошёл к окну и заметил сквозь зубы, провожая взглядом скоро шедшего по двору военного:

      – Эт-та что за явление столь яркое?

      Патриций поднялся, издалека глянул.

      – Верно, в военкомат пошёл отметиться…