Сахалинские каторжанки. Смешные мемуары. Инна Фидянина-Зубкова

кличут этого выродка?

      – Пуп земли! – ответили родители хором.

      – А нормальное имя дать ребёнку не догадались?

      – Да вроде и это нормальное, – развели руками родители.

      Но баба Дуся была непреклонна! Пришлось выбирать пупочку другое имя.

      – Вань, надо девочку назвать модно.

      – Ты уже назвала модно, хватит!

      – Нет, Вань, тенденция – это важно. Со мной в роддоме ещё три женщины дочек ждали, так все обещались назвать их Инночками. Модно же! Инна – это что-то космическое… иннапланетянка. Или японское, как инь и янь. Вань, у нас Япония рядом, надо соответствовать, вдруг они остров у нас навсегда отберут. Нас с тобой в печь, конечно. Но хоть ребёнок выживет – за свою сойдёт. Вон она какая смуглая и глазки у неё узкие-узкие.

      Отец в ответ долго орал про наше могучее, вооружённое до зубов государство, но всё-таки переименовал своего пупочка в непонятную ему Инну. И Инна заткнулась, окунувшись в долгие раздумия о космосе, дзен-буддизме, да долго косилась на раскосые глаза своего оца и его огненно-рыжую шевелюру.

      – Непонятный мир, непонятный! – вздыхала она и шлёпала спать.

      Спи, пупочек, тебе его никогда не понять!

      Русская печка

      Вы когда-нибудь лежали на русской печи? А я – да. У нас дома стояла русская печь, мать её регулярно белила, но один бок у печурки оббит алюминием и выкрашен в чёрный цвет. Долгими зимами я всё детство просидела на корточках спиной к этому боку с книжкой в руках. Поэтому все мои свитера были прожжены. Наша печь-кормилица не имела лежанки, а у соседа деда Зубкова лежанка была. Мы, внуки, на ней валялись, играли, копошились. Я частенько спала там в младенчестве. Моя мамка, бывало, припрётся по хрустящему снежку к родителям мужа с лялькой на руках и говорит бабушке Паше:

      – Мам, можно малая у тебя сегодня поспит? Двенадцать градусов в хате, ну совсем житья нет! А на вашей печи она так сладко супонит.

      – Ничего не знаю, у нас тоже не больше десяти градусов, а печка занята, там котяра дрыхнет.

      – Так сгони кота.

      – Ты шо, хочешь, шоб мой кот околел?

      – Значит тебе плевать: будет жить твоя родная внучка или умрёт от холода?

      – Таки и родная? – бабка открывает конверт, долго с сомнением вглядывается в крохотное личико и не найдя на нём своего огромного носа картошкой, разворачивает мою мать в обратную сторону.

      Но моя мамка к таким концертам привыкла! Она отпихивает свекровь, укладывает меня рядом с котом и уходит. А отец потом дивится:

      – И как у тебя получается раскрутить старушку с дитём посидеть?

      – Никак, кот Васька за нашей Иннкой присмотрит.

      – Да ну?

      – Не сомневайся! И сказку на ночь расскажет… Идём, Ванюша, спать.

      Как отец меня в сугробе утопил

      Зимняя дорога, вот мой дом родной, даже у порога снег стоит стеной. Чистит батя тропку, мать печёт пирог, а дочуля топает прямо за порог.

      – Ты куда раздетая? «Выйду погулять.»

      – Дочек неодетых отец