Диско. Шарлотта Лис

чуть не разронял то, что не доел. – Я буду горячий шоколад варить! Завтра обещают похолодание.

      – И ты встанешь у плиты?!

      – Шотландец, который не может сварить шоколад – уже не шотландец, увы!

      Было семь часов вечера. Эссекс прятался в темноте, а душа этого мира – в глазах Зака…

      – Разорилась и купила новые дискеты. Разноцветные, в коробочке. Мне уже так надоела моя черная… Тут на всех хватит. А вот это… – смотри! Так красиво завернули – там внутри будильник. Большой. Зеленый. Ну что еще можно подарить?! Вместо секундной стрелки фигурка дятла. Он долбит нарисованное дерево… Да… развернуть уже не получится никак… В общем, там будильник. Специально не завели, чтоб не думалось… А что это у вас тикает в коробочке? Вместо сухого треска он звенит, как колокольчик… Дин-дон!..

      Странно это прозвучало – отрывисто и неожиданно, будто кто-то пришел. Получился у меня механический звук, а не слово. От этой противоестественности все внутри дрогнуло. Я подняла на нее глаза и поняла, что она и не сводила с меня взгляда. Опять я болтаю глупости и не знаю, о чем она думает…

      – А сегодня было интересно. Когда мы подошли к эскалатору, там стояла девушка с узкими глазами и ужасно боялась. Она, наверное, из самой последней глуши. Потом ее друзья поехали наверх, – и девчонке ничего не оставалось… Она полезла вслед за ними, чуть не упала и стала хвататься за людей. Которыми оказались мы! И я вот думаю… Поневоле захочешь, чтобы Мигель свалился на эскалаторе и хватался за меня, как за последнюю соломинку…

      – Грустить будешь, – прошептала она.

      Ее взгляд преследовал меня. Лампа ярко-ярко горела. Конечно, я буду грустить – но что же мне делать? Остается только все свои недостатки обращать в достоинства.

      У нее странные глаза – немного косые, немного застывшие. И постоянно там дрожит какое-нибудь чувство. Смотрит и будто даже не видит – только дрожит чувство– и молчит… А ты думаешь – вот мой грех! Вот мое странное сокровище, мое чудовище с сильными, властными губами. Наверное, если бы она была красавицей – она покоряла бы сердца настоящих мужчин… и бросила меня. Как бы тяжело было отпустить ее к парню… И стать тогда больше одинокой, чем комета в космосе…

      Если бы я пела на эстраде – то о любви к ней. И создала бы клип на очень грустную песню: она уходит к мужчине, они стоят рядом и внимательно смотрят друг другу в глаза, а я пою одиноко и неподвижно стою на какой-нибудь горе – будто превращаюсь в плакучее дерево… Представляю две фотографии в диске; одна – моя, допустим, та самая, где рукава закатаны и на запястье огромные синие часы – там я очень сильно похожа на парня. А рядом ее фотография – обязательно в желтой блузке. Ей идет желтый цвет! Она улыбается на фоне каких-то зеленых лугов – так здорово улыбается, что мне могли бы позавидовать! – и косых совсем не заметно…

      Я люблю тебя, некий малыш! Мне очень надо… И неважно, как это все называется.

      – Энджи… Завтра у Зака консультация в восемь утра, а Валенсия пока без будильника и не проснется… Может быть, мы сходим в душ?..

      – Может быть, – улыбается игриво…

      Она становится ближе мне – в этой комнате; гораздо